Капкан для лешего

Исхизов Михаил Давыдович

– Вы еще многого не видели, - сообщил лешему пузатенький.
– У нас во всех спальнях имеются кровати с пуховыми перинами. Пух первосортный, от самых лучших гусей. И подушки тоже пуховые. Спать на этих подушках - великое удовольствие, - длинный прищурил глаза и всхрапнул, показывая, как хорошо спать на пуховых подушках.

"А чурбан под голову не хочешь?
– сердито подумал леший, которому гостеприимные хозяева уже порядком поднадоели.
– Березовый, он помягче дубового будет".

– Кроме того, нашим лешим совершенно бесплатно

выдают очень красивую и прочную казенную одежду с медными блестящими пуговицами, - продолжал пузатенький, не замечая недовольной гримасы лешего.
– И настоящую фетровую шляпу с пером.

– Никаких лаптей, - тощий ткнул пальцем в сторону поношенных лаптей лешего.
– Двадцать семь моделей самой лучшей и самой красивой обуви. Выбирайте любую. Никаких лаптей, - повторил он и снова показал пальцам на лапти, которые выглядели здесь, на выскобленном до белизны деревянном полу, некрасивыми и неуклюжими.

– Не желаете ли перебраться в один из таких красивых и удобных домиков?
– благожелательно спросил пузатенький.
– Такого опытного лешего мы с удовольствием примем к себе на работу.
– Домик и все, что в нем имеется, сразу перейдут в вашу полную собственность. Навсегда. Это вам не убогая землянка с нарами, - хохотнул он.

– В каждом домике электричество, водопровод и канализация, - сообщил тощий.
– Горячая вода круглый год. Необходимые удобства в теплом помещении.

Зачем-то я им нужен, - понял леший.
– Просто так они заманивать не станут.

– Что я должен сделать, чтобы вы мне все это...
– леший кивнул в сторону видневшегося невдалеке домика.
– И перину из гусиного пуха...

– Я же говорил, что он умница, сразу все поймет. С такой личностью приятно работать. Каждого лешего тянет туда, где перина мягче и еда жирней, - опять хохотнул пузатенький, и похлопал себя по животу. От вас ничего особенного не требуется, так, ерундовый пустяк малого значения.

– И все-таки?
– можно было и не спрашивать, сами все выложили бы. Но надо же что-то сказать.

– Вы нам передаете урожай лингко одного сезона а мы вас обеспечиваем самыми лучшими условиями и высококалорийным трехразовым питанием на всю жизнь. И можете больше вообще не работать. Вы будете у нас очень состоятельным и уважаемым лешим.

– Нет, это не пойдет, - не задумываясь, отказал леший. Хорошо бы конечно, пожить здесь и полежать на пуховой перине, но не такой же ценой.

– Напрасно, напрасно вы не соглашаетесь, друг мой, - приобнял лешего тощий.
– Вы за свой Зповедный Лес не бойтесь. Мы понимаем, вы патриот, и ценим это. Мы многого и не просим. Нам нужен урожай одного года. Только одного. Нас устроит даже половина урожая. А все остальное, представляете себе, сколько лет впереди, все остальное будет, как и прежде, принадлежать вашему Лесу.

Четыре дня не отходили от лешего толстый и тонкий. Они водили его по местным домикам, знакомили со всеми удобствами, показывали, как бурно сливается вода в ватер клозете,

как послушно включается электрический свет, кормили вкусными обедами с компотом и мороженным и спать укладывали на пуховую перину.

И все время говорили, говорили... О равенстве всех леших и равных возможностях, о гуманизме, толковали о справедливости, которая является высшей ценностью современного мира. И о том, как нарушает эту самую святую справедливость положение, при котором чудесные зерна есть только в одном Лесу, а у всех остальных таких зерен нет. При этом они постоянно клялись в уважении к Заповедному Лесу, и в том, что зерна они немедленно передадут своим самым умным ученым и те, совершенно бескорыстно, помогут затем Лесу своими исследованиями.

По их разговорам получалось, что, передав им зерна, не ущерб он причинит Лесу а, наоборот, окажет неоценимую помощь.

За четыре дня можно очень много показать и еще больше сказать. Если умело за это взяться, за четыре дня можно доказать, что еж розовый, пушистый и летает. Все-таки уговорили. Леший согласился передать зерна. Потому что речь шла только об урожае за один год. Если подумать, ущерб был не так уж и велик. И совсем глупо было отказываться от помощи здешних умных ученых.

Тогда и решили, что в полнолуние пришлют ему небольшой отряд. Леший их спрячет, поможет добыть зерна, а потом вместе с ними доставит зерна сюда. Да здесь и останется.

Едва леший переступил порог, как над головой у него раздался какой-то подозрительный шорох. Отпрыгнуть в сторону, или хотя бы отклониться, леший не успел, и на голову ему обрушилась увесистая чурка. Тут же к нему подскочили оба сервана.

– Ой, хозяин, - заверещал Калле, а может быть, это был Пелле, - как плохо получилось. Ты уж прости нас.

– Мы Филла хотели угостить, - стал объяснять второй.
– А он хитрый, тебя вперед пропустил.
– Ну, я тебе покажу, - погрозил он кулачком в сторону успевшего юркнуть в угол клудде.

– Больно тебе, наверно, - посочувствовал первый.
– Ай-ай-ай, как нехорошо. Ты посиди, отдохни немного.

Серваны подхватили лешего под руки и подвели к широкой скамье, накрытой чистой рогожей.

– Садись... Садись...

Леший опустился на скамью и тут же раздался громкий хлопок. Это лопнул пузырь с водой аккуратно упрятанный под рогожу. Леший оказался в луже. Довольные серванты улыбались. Из угла землянки щерил зубы клудде.

– Что мне с вами делать?
– грустно спросил леший.
– Я ведь вас на клочки порвать могу.

– Не надо, - продолжал улыбаться Пелле (или это был Калле), - мы при исполнении.

– Пока операция не закончена, нас на клочки рвать нельзя. Нас надо любить и беречь, - поддержал его второй.

– Как у вас с полнолунием?
– спросил первый.
– Пора в дорогу, засиделись мы здесь, так и квалификацию потерять можно.

Второй серван собрал со стола кости и вернулся к лешему.