Капкан для медвежатника
Шрифт:
– Давай, княжна, давай! – слышались громкие возгласы из дальнего конца залы, где сидели «коты» со своими «марухами».
В другом углу трактирные песенники затянули «Кавказскую».
Кто-то протяжно выл, кого-то смачно били, пронзительно звенела разбитая посуда.
Все эти звуки смешивались в голове Кити в общий хаос, и в то же время каждый звук раздавался отдельно и сам по себе, и ни на одном из звуков нельзя было сосредоточить внимание.
Тотчас разболелась голова.
Чинуша же умудрился найти пустой столик и потянул Вронскую за
– Присаживайтесь.
Кити села, стараясь не глядеть по сторонам. Какая-то тетка, как здесь звали кабацких девок независимо от возраста, прошла мимо, виляя задом и нагло пыхнув в лицо Вронской папиросным дымом.
– Продаешь? – подошел к Чинуше один из «котов», кивнув в сторону Кити.
– Не-е, – усмехнувшись, ответил оборванец. – Это дамочка честная, здесь по делу. Мишу Залетного дожидает.
– А по какому такому делу она к Мише? – спросил «кот», оглядывая Кити с ног до головы: так смотрят на дорогой товар, который собираются купить.
– А это она сама скажет... Мише, – добавил Чинуша и отвернулся от «кота».
– Ну-ну, – буркнул «кот» и отошел к своим в дальний угол залы.
К ним подлетел половой.
– Чего прикажете? – спросил он, разглядывая Вронскую, как какую-нибудь диковину.
Именно такую же вот дамочку он видел в журнале парижских мод. Но та была в Париже, запечатленная на фоне Лувра, а эта – в хитровском трактире «Каторга»...
Чинуша мельком глянул на Вронскую и решил взять инициативу в свои руки.
– Полбутылки водки, хлеб, огурец, пару каленых яиц, – произнес он и прищелкнул пальцами, как будто заказывал себе консоме, фазанов и супчик-тарталет. – Я правильно говорю?
Вронская в ответ только кивнула. Ни к чему, что здесь подадут, она ни в жизнь не притронется.
– Сей момент...
Половой исчез, и через минуту на грязном столе, куда Кити боялась положить руки и держала их на коленях, появилась водка и заказанная закуска.
– Вот это славно! – воскликнул Чинуша и плеснул себе полстакана водки. Выпив горькую, он крякнул и аппетитно хрустнул соленым огурцом.
– Вы будете? – для проформы спросил Чинуша, снова хватаясь за графинчик.
– Нет-нет, – быстро отказалась Кити. – Пейте вы.
Она впервые посмотрела по сторонам.
– Нет его, – тихо произнес Чинуша.
– Что? – растерянно спросила Вронская.
– Тот, к кому вы пришли, пока еще не появился, – терпеливо ответил бывший чиновник. – О вас уже знают. Ежели бы он был здесь, уже бы сообщили.
Кити вздохнула.
– Да вы не беспокойтесь, он придет, никуда не денется, – сказал Чинуша и добавил: – Ежели, конечно, не пришьют.
– А если все-таки пришьют? – подняла на него глаза Кити.
– Ну, ежели пришьют... тогда другого отыщем.
Неожиданно перед их столом вырос здоровенный детина годов двадцати семи, босой, с бычьей шеей и в бабьей рубахе с короткими рукавами, из-под которых торчали мощные лапищи. На одной не хватало двух пальцев.
– Желаю здравствовать, – поздоровался детина, переминаясь с ноги на ногу.
– Здравствуйте, – сказала Кити.
– Здравствуй, Лавров, – ответил Чинуша, наливая водки в стопку. – Что, «многую лету» хочешь нам предложить спеть?
– Точно так, – почти по-военному ответил Лавров. – За стопарик, ежели, конечно, не жалко.
– Хорошо, – согласился Чинуша. – Давай, только не...
Не успел бывший чиновник договорить, как Лавров набрал в легкие воздуха и гаркнул так, что своим необычайно мощным басом заглушил весь гомон «Каторги»:
– Многая лета, мно-о-огая-а ле-е-ета-а-а... Водки давай, – ничуть не задохнувшись, быстро произнес Лавров, а под сводами трактира еще раскатывался его бас, отражаясь от закопченных стен и вызывая дребезжание в треснутых оконных стеклах.
– Знатный голосище.
Чинуша пододвинул к нему стопку водки. Тот схватил ее огромной ручищей и одним махом опрокинул в рот:
– Благодарствуйте.
Когда он отошел, Чинуша сказал:
– Коля Лавров, сын протоиерея и сам бывший семинарист. Спился с круга и вот – здесь.
– А вы, прошу прощения, как оказались... здесь? – спросила Кити, чтобы поддержать разговор.
– Oh, c`est toute une histoire [3] , – ответил Чинуша, и на мгновение взгляд его сделался печальным. – Хотите послушать?
3
О, это целая история (фр.).
– Да. – Вронская для убедительности кивнула головой.
– Что ж, извольте.
Какое-то время Чинуша сидел молча, уставившись невидящим взглядом в грязную столешницу. Затем поднял глаза и посмотрел на Кити.
– Извольте, – повторил он. И начал: – Я познакомился с ней в Казани на рождественском балу у губернатора. Нас представил друг другу мой товарищ, с которым мы вместе служили в губернской канцелярии. Да, – вдруг спохватился Чинуша, – позвольте представиться: бывший коллежский регистратор канцелярии его превосходительства казанского гражданского губернатора действительного статского советника, камергера Двора Его Императорского Величества Петра Алексеевича Полторацкого, Валериан Амвросиевич Шацкий. – Чинуша даже привстал и коснулся подбородком груди.
– Екатерина Васильевна Вронская, – произнесла Кити и неловко протянула ручку для поцелуя, что и запечатлел на ней своими мокрыми губами Чинуша.
– Весьма, весьма приятно, – произнес он и долил остатки водки в чайный стакан.– Так вы не будете? – поинтересовался он снова для проформы.
– Нет, благодарю вас, – ответила Кити.
– А я – буду, – резюмировал бывший коллежский регистратор и опрокинул содержимое стакана в рот. – Потребность, знаете ли... Сухота в горле.
– Разумеется, – отвечала Вронская, стараясь скрыть иронию.