Капкан для медвежатника

– Бог ты мой, Савушка, неужели это ты?

Савелий Николаевич Родионов, неуловимый Король медвежатников всея Руси, выходил из галантерейного магазина со шляпной коробкой в руке, когда его остановил этот возглас. Он невольно обернулся, и его брови от удивления сместились на середину лба:

– Кити? Екатерина!

– Она самая, – улыбнулась Кити и кокетливо выставила ножку в атласном ботике: дескать, да, это я, Кити

На них оглядывались. Потому что оба были красивы и молоды, смотрелись вместе как картинка счастливой пары из модных журналов «Парижанка», «Денди» или даже «Le Trait parisien»...

Впрочем, оглядывались на них и ранее, когда, несколько лет назад, расставшись с Елизаветой, Савелий пустился с горького отчаяния во все тяжкие. Нет, надо признать, что в лютый разгул он пустился не сразу. Выжидал: может, Лиза все-таки одумается и вернется. Хотя перед этим у них состоялся довольно серьезный разговор, в результате которого случаются разного рода семейные катаклизмы, – люди бьют посуду, рвут на груди сорочки и жакеты и хлопают дверьми так, что от ударов содрогаются стены и белым дождем сыплется на головы штукатурка. Случается, и расходятся. Навсегда.

Разговор состоялся во время ужина, когда пили чай. Подлив из самовара кипятку в глубокую чашку, Елизавета поставила ее на блюдце и пододвинула Родионову:

– Я ведь уже не девочка, Савелий. Знаю, что ты любишь меня, но мне, как любой бабе, нужна определенность. Кто я тебе, вот скажи: подруга, любовница, жена?

Слова любимой женщины стегали наотмашь, так что и не увернуться.

– И то, и другое, и третье, – спокойно ответил Савелий, полагая, что у Елизаветы случился просто очередной каприз. Подобное с ними происходит, с бабами. Случалось и с Лизой. – Разве тебе со мной плохо?

– Мне с тобой очень хорошо. – Достав из пачки длинную тонкую сигарету, Лиза сказала: – Но я устала от неясности. От постоянного ожидания твоего ареста. От этой твоей так называемой «работы».

– Эта «так называемая работа» дает нам средства к существованию, – заметил Савелий. – Весьма не бедного, следует заметить.

– Вот именно, – охотно согласилась Елизавета, пыхнув дымком. – Деньги у нас есть. Есть золото, камни драгоценные, жемчуг. Почему бы тебе не остановиться на этом? Завязать. Так, кажется, говорят в вашем мире?.. Ты богат, ты победил. Ты победил их всех, Савелий! С их департаментами, управами, прокурорами, сыскными отделениями, следователями, жандармами и филерами. Что тебе еще надо?

Когда Лиза волновалась, то курила одну сигарету за другой. Вот и сейчас, не докурив первую, потянулась ко второй.

– Ты много куришь, мне это не нравится, – сдержанно заметил Савелий. – И тебе это не идет.

Елизавета нервно потушила сигарету и продолжала все тем же взвинченным голосом:

– Ведь у тебя есть средства, чтобы купить где угодно дом, усадьбу, имение и просто жить, красиво и беззаботно. А хочешь, давай вернемся в Париж. Кажется, там тебе нравится.

Лиза замолчала и выжидающе посмотрела на Родионова.

– А с кем ты собираешься жить? – неожиданно спросил Савелий, неотрывно глядя ей в глаза.

– Ты до сих пор этого не понял? С тобой, с кем

– Вот он я, – жестко ткнул себя кулаком в грудь Савелий. – А в той уютной и спокойной усадебке, о которой ты так мечтаешь – с садом, цветочными куртинами и с пением соловья по майским утрам, – я буду уже совсем иным. Этот другой не будет похож на того, которого ты когда-то полюбила и, очень надеюсь, любишь и теперь. Он тебе может просто не понравиться. – Родионов быстро заходил по комнате. – Пойми ты меня, Лиза, я слеплен совершенно из другого теста. Мне нужны в жизни риск, азарт, ежедневное ощущение опасности. Может, это покажется тебе странным, но мне нужно всякий раз подтверждение того, что я – лучший в своем деле.

Приблизившись к Лизе, он заглянул ей в глаза и погладил по щеке огрубевшими пальцами.

– А без этого дела я просто зачахну.

– Да ты даже не пробовал... – не на шутку обиделась Лиза.

– А мне незачем пробовать, – ответил Савелий. – Я знаю себя лучше, чем кто-либо.

Больше Елизавета не сказала ни слова: просто собрала свои вещи и ушла, оставив на столе недопитый чай.

Через два месяца совершенно случайно он повстречал ее в Париже, в небольшом уютном ресторанчике на берегу Сены, где готовили замечательный кофе.

Елизавета была не одна, с молодым мужчиной, но, заметив сидящего в одиночестве Савелия, все же подошла к его столику. За минувшее время она стала как будто бы еще краше: корсет выгодно подчеркивал высокую грудь, а лицо округлилось и приобрело румянец.

– Здравствуй, Сава.

– Здравствуй, Лиза. Никогда не думал, что ты любишь Европу, – буркнул он, стараясь не смотреть в глаза любимой женщины, чтобы не дать утихнувшей боли расползтись в душе разъедающей солью.

– И я не думала... Что повстречаю тебя.

Савелий Родионов лишь невесело хмыкнул: не объяснять же ей, что уехал он в Париж для того, чтобы позабыть ее как можно быстрее. Окончательно!

Они немного поговорили, и Лизавета, виновато улыбнувшись, вернулась к своему спутнику. Савелий Родионов понимал, что скажи он ей: «Я тебя люблю, пойдем со мной», и она, не раздумывая, бросилась бы к нему в объятия, позабыв о прежних обидах. Но Савелий молчал и глядел мимо, как если бы перевернул их общую страницу. Ведь так часто бывает, что в нужную минуту не отыскивается подходящих слов, а между влюбленными вдруг вырастает некоторая преграда, мешающая сделать главное признание: «Прости. Я не могу без тебя жить». А позже приходится страдать из-за собственной нерешительности.

По возвращении из Парижа, на одном из званых обедов, Савелий познакомился с дамой. Вернее, их представил друг другу биржевой маклер граф Игнатов, давний знакомец Савелия Родионова:

– Вот, Савелий Николаевич, позвольте представить вам Екатерину Васильевну Вронскую. Женщину, приятную во все отношениях. Правда, она чудо?

– Правда, – ответил Родионов, нисколько не слукавив, и галантно поцеловал ручку Вронской, затянутую лайковой перчаткой.

– Можете звать меня Кити, – слегка склонив головку в знак приветствия, промолвила Вронская. – Так зовут меня самые близкие друзья. И я очень надеюсь, что вы окажетесь в их числе.