Капкан для медвежатника
Шрифт:
И все же Кити следовало быть поосмотрительнее: не нужно было называть Артуру кладбище, на котором спрятаны документы. Потому как прямо на выходе из особняка Вронской к маркизу пристал оборванный нищий, умоляя подать «хотя бы гривенничек, потому два дни как и маковой росинки во рту не было». Пропустив Екатерину Васильевну вперед, де Сорсо немного отстал, выискивая в своем портмоне гривенник, и, передавая его нищему, шепнул:
– Донское кладбище.
Нищий поклонился, поблагодарил доброго барина за подаяние и быстренько свернул
– Гони в Сыскное отделение, живо! – приказал он вознице.
Через четверть часа Аристов уже знал, где спрятаны документы. Теперь оставалось только обложить кладбище так, чтобы и мышь не проскочила, и глаз не спускать с Вронской и маркиза.
Тем временем Артур и Кити не спеша пошли по улице, следя за всякими передвижениями прохожих. Тотчас, как только они двинулись, из арки противоположного дома вышел неприметный человек в сером пальто и пошел за ними, беспечно помахивая тросточкой. Де Сорсо и Вронская переглянулись и, как они условились еще до выхода из дома, свернули в проулок и затаились, вжавшись в стену.
Через малое время послышались шаги. Человек явно спешил, почти бежал, на что указывал дробный стук его каблуков по мостовой. Шаги приближались, и в проулок свернул тот самый человек в сером, что поигрывал тросточкой. Он сделал шаг, другой и нос к носу столкнулся с Артуром де Сорсо.
– Нехорошо подглядывать, молодой человек, – произнес маркиз и ткнул его повыше живота, но пониже груди.
Человек в сером задохнулся, закатил глаза и сполз по стенке на мостовую. Де Сорсо подождал немного, затем выглянул из проулка. Улица была чиста.
– Похоже, он был один, – произнес Артур, подавая руку Кити. – Идемте, сударыня.
«Ванька» лихо домчал их до Калужской заставы и слупил рубль.
– За быстрость, – обосновал он столь высокую цену своих услуг. – Сами же велели гнать. А лошадкам того, тягость. А потом и продохнуть нужно. Опять время!
Пока они ехали к Донскому монастырю, где было нужное им кладбище, маркиз несколько раз оглянулся. «Хвоста» за ними не наблюдалось. Стало быть, здесь, в монастыре, их уже ждут. И правда, у входа, где, как всегда, полно нищих и богомольцев, он встретился с одним острым взором, который незаметно подмигнул ему, а на аллее, по которой они с Вронской пошли в глубь монастыря, уже дефилировали несколько молодых людей с военной выправкой, изображая собой любопытствующих приезжих.
Оно и понятно, в монастыре было на что посмотреть. Самая уединенная обитель, основанная в конце шестнадцатого века «в воспоминание избавления России от нашествия крымских татар 1594 года при царе Феодоре Иоанновиче» и выросшая прямо в поле, окруженная огромными деревьями, изливающими свою тень на ее стены и башни, вид имела весьма пленительный. Впечатление пустынного жительства усиливало древнее кладбище со множеством гробниц, украшенных гербами, мрамором и бронзою.
На
В мерцающей полутьме с чугунными крестами, бронзовыми чашами, похожими на раскрывшиеся бутоны роз, с печальными ангелами со сложенными крыльями, мраморными фигурками женщин, склоненными над урнами с цветами, и бесчисленными барельефами Кити ориентировалась довольно живо и вполне определенно.
«Не раз, верно, бывала здесь», – отметил про себя Артур.
Они прошли мимо могилы бунтаря и непризнанного гения Чаадаева со скромным памятником с надписью:
Кончил жизнь 1856 года 14 апреля.
Миновали приметную пирамиду из камня над могилой печально знаменитой Салтычихи, осужденной за истязания своих крепостных и дворовых людей, и подошли к памятнику воина-гренадера. Года и числа кончины на нем не было. Оно и верно: когда время погружается в бездну вечности, какое кому дело до годов и чисел! Зато был славный памятник из кивера, дубового венка и бронзовой шпаги. Рядом стоял небольшой столик и лавочка, за которыми можно было отдохнуть, предаться воспоминаниям и помянуть лихого воина.
– Здесь лежит мой прадед, – сказала Кити и остановилась возле памятника. Затем, оглядевшись по сторонам, присела возле кивера: – Помоги мне.
Она наклонила кивер – Артур поддержал его, – засунула руку внутрь и достала пухлую папку. Затем гренадерский кивер был поставлен на место, а Вронская и маркиз уселись за столик, смахнув с лавочки пожелтелые листья.
– Ты хотел взглянуть на документы? Смотри, – произнесла Кити, подперев ладошкой подбородок.
Де Сорсо открыл папку, перевернул лист, другой...
«Сухопутные крейсеры с гусеничным движителем или блиндированные форты могут быть использованы в большом количестве во время общей пехотной атаки на широком фронте или в отдельных боевых эпизодах», – прочитал Артур. Да, это было то самое, что нужно...
Вронская вдруг вскрикнула и встала, неотрывно глядя в одну точку.
Де Сорсо тоже посмотрел туда, куда глядела Кити, и увидел подходившего к ним дородного мужчину в форме крупного чиновника Министерства внутренних дел. Это был начальник Сыскного отделения Департамента полиции Григорий Васильевич Аристов. Собственной персоной.
– Помните, после суда я сказал вам, что придет момент, когда вы допустите ошибку, а я окажусь рядом? – сахарно улыбаясь, произнес Григорий Васильевич, глядя в глаза Вронской. – Так вот: этот момент наступил.
С этими словами он подхватил Кити под локоток и оглянулся. Тотчас из-за большого памятника черного мрамора с барельефом генерала, сидящего на коне, с вытянутой вперед рукой со шпагой, вышли два полицианта и направились к ним. Вронская бросила удивленный взгляд на маркиза и зло сощурилась.