Капкан для саламандры
Шрифт:
– Что же ты будешь тогда делать все эти две недели?
– с искренним недоумением вопросила меня Леванд. Я даже удивилась. А что, разве на побережье приезжают исключительно, чтобы романы крутить? Хотя… скорее это просто профдеформация. У каждого из нас свои последствия от работы.
– Отдыхать, - предвкушающе ответила ей.
– Купаться, есть всякие деликатесы и спать сутками.
Мои перспективы отдыха не слишком оценили, но настаивать на изменении программы не стали. И я уже мечтала, как чудесно проведу это время отдыхая от забот. Хотя стоило бы задуматься, может ли быть спокойным отдых, начавшийся с трупа.
***
План свой я выполняла по полной программе. Целыми днями просто гуляла по городу наслаждалась солнцем и прекрасной погодой. Даже не пожалела денег и прикупила
Так что я избегала всяческих разговоров на эту тему с Мадам, хоть та и пыталась несколько раз прощупать почву на предмет переговоров с Матэмхейном. Но я была тверда в своем решении. Со следователем, мы после первой встречи над трупом, больше не пересекались. Удивительно, но меня и правда даже допрашивать не стали и, видимо, исключили из всех показаний как свидетеля. Можно сказать, я было тронута – ясно же, что это было по просьбе одного исключительно непробиваемого ледяного мага.
Вот так, в довольно праздном образе жизни я провела на побережье уже неделю. По правде говоря, отдых уже начинал слегка отдавать скукой. Не привыкла я совсем без дела. Но упорно уговаривала себя посидеть еще хоть немного на попе ровно. Все же, еще несколько недель и да здравствует новый учебный год. Вот уж где будет не до скуки.
За прошедшую неделю слухи вокруг элитного заведения поутихли и клиенты потихоньку потянулись обратно. Мадам, конечно, жаловалась, что прибыль упала заметно, но, по крайней мере, она была. Все вернулось в свое русло, хотя убийца все еще не был найден. И все бы ничего – но разве я могла не вляпаться?
Собственно говоря, сама виновата. За руку никто не тянул. Вот только не вовремя взыграла во мне жалость и сунулась я не туда.
С работницами этого чудесного заведения мы, в общем-то, почти не пересекались. Я просыпалась - они только ложились спать, а к тому времени, когда вдоволь нагулявшись, возвращалась в бордель для отдыха и ужина – уже активно работали. И будем честны – от отсутствия общения с местным народом я вот вообще не страдала. Не то чтобы брезговала, вроде как аристократке не по чину с подобными общаться, все гораздо проще – говорить мне с ними было не о чем. Ну не пристрастия же высокородных господ в постели обсуждать? Так что ни встреч, ни общения я не искала. И все же, коробило меня одно.
Вставая по утрам, я неспешно одевалась и шла на кухню, где милая пожилая дама крайне благочестивого вида (кто бы мог подумать, что здесь такая найдется) кормила меня чудесным завтраком. И вот каждый раз спустившись по дальней лестнице и проходя короткий коридорчик до кухни, слышались мне невдалеке тихие всхлипы и как будто, шепот молитвы. Я старалась не обращать внимания. Все же понятно – бордель, не пансионат благочестивых девиц, от хорошей жизни работать сюда не пойдут. Мадам, конечно, никого ни к чему не принуждала, извращенцев не привечала и девочек своих уродовать не позволяла. Были они все хорошенькие и ухоженные, что куклы, потому и платили им прилично – по виду, что аристократка, но позволить может то, на что благородная не согласится. Но все же не все работали по зову тела и души, как говорится. Кто-то от безысходности и бедности. Так что лезть в чужую душу не хотелось. Я может и наследница богатых родителей и судьба меня пощадила в этом плане, но уже много лет жила лишь на честно (или нечестно) заработанное и, увы, раздавать деньги направо и налево помогая всем сирым и убогим не могла. Но каждый
В общем, на седьмой день душа поэта, как говорится, не выдержала. И решила я все-таки посмотреть, кто же это так убивается изо дня в день, а может и поговорить. Власти у меня, конечно, капля, но мало ли чем помочь смогу. Мышью скользнуть по сумрачному коридору на звук страданий – без проблем. Отыскать спрятанную под тяжелой бархатной драпировкой дверь и беззвучно открыть ее – расплюнуть. Даже внутрь проскользнуть не произведя ни звука мне удалось. А вот внутри я уже сильно удивилась.
Это оказалась молельня. Вот уж точно не то, что ожидаешь найти посреди гнезда разврата. Но маленькая комнатка, буквально два на два шага, вряд ли могла оказаться чем-то иным. Окно плотно занавешено, единственное освещение в комнате пропахшей благовониями – ветвистый канделябр. А рядом с ним на небольшой подставке аккуратная женская фигурка из чуть искрящегося белого камня – статуэтка Безликой матери – покровительницы женщин и хранительницы очага. Я даже как-то уважение к Мадам прочувствовала – пусть комнатушку выделили совсем маленькую, да и из всего пантеона место лишь для одной покровительницы, но ведь все равно не поленилась организовать. А вот девушка, склонившаяся в тихих всхлипах перед фигуркой, мне не понравилась. Не растрёпанным видом, опухшими от слез глазами или распахнутым халатом, под которым виднелась фривольная ночнушка. Не понравилась мне из-за небольшого ножа, который она, сжав двумя руками, прижимала к груди, заходясь в тихой молитве. Мда, удачно это ты Флора на огонек зашла.
Пока я размышляла, свалить ли по-тихому обратно или вырубить поскорее истеричку, неясно из каких целей с ножом обнимающуюся, девушка, словно что-то почувствовав, резко обернулась в сторону двери. С освещением тут было плохо, но все же комнатка была слишком мала, чтобы не заметить моего присутствия. Я только мельком успела отметить, что заплаканная мордашка мне чем-то знакома. Хотела уже приступить к тихим уговорам убрать ножичек подальше, но не успела.
Глаза почти мертвецки бледной блондинки распахнулись в ужасе, губы затряслись, и она, так и не поднявшись с колен, попыталась отползти от меня, но лишь уперлась спиной в постамент с богиней.
– Лика… — прошептала обескровленными губами. – Из безмирья пришла по мою душу… Лика прости меня, умоляю, не суди, — и снова затряслась в рыданиях.
Ну… тут и тупой бы сложил два и два, за кого меня могли принять в этой полутьме и с чего прощения вымаливать. Что я с размаху так опять проблем на свою головушку нашла ясно. И не хотела, а все равно в расследование влезла. И раз уж возмездие теперь неотвратимо, хотелось хотя бы получить за дело. Так что обмана я не погнушалась, предварительно, правда, заготовив связывающее заклятье в руке – с неадекватными девицами с ножом в руках, пусти и слабенькими, что птичка, стоит быть осторожной.
– За что ты так со мной… — просипела я, простирая к сжавшейся в комок блондинке руки, пытаясь изобразить потусторонний глас. Главное — ближе не подходить, чтобы лицо не разглядела, авось и разболтает все балда этакая.
– Прости, прости, — как заведенная повторяла девчонка, тараща безумные глаза.
Но мне-то не раскаяния нужны, подробности мне подавай.
– Я же тебя подругой считала… — просипела, добавив отчаянья в голос, искренне опасаясь переиграть, — а ты мне…по шее лезвием. Все в крови… хлюпает в горле…захлебываюсь – показательно закашлялась, — больно… за что?
Может и жестоко, но как оно еще девчонку разговоришь? Будем на психику давить. Благо, как выглядит перерезывания горла, я себе представляю.
Что тут говорить, раскололась девчонка как миленькая и минуты не прошло.
– Аластор, — со всхлипами простонала блондинка, заламывая руки. – Ты же знала, что он мой… Зачем ты так?
– и полились из нее откровения, прямо как на исповеди.
Тю-ю-ю-ю… Ясно все. Как известно, все бабы дуры, и дуры они в силу своей бабской природы. Это я со всей ответственностью как женщина заявляю.