Капкан на спонсора

Полякова Татьяна Викторовна

— Она, — выдохнула Женька, полностью перейдя на кудахтанье и лишившись от счастья лицезреть возле себя Андрея Васильевича возможности разговаривать нормально.

— Ага, — сказал он и приложился к моей ручке.

— Это Аполлонский Андрей Васильевич, — заторопилась Женька, дополнив кудахтанье мимикой и жестами (они выражали бурную радость, граничившую с восторгом). — Это Анна Асадова. И мы по чистой случайности захватили с собой рукопись. Я знаю, как вы заняты, но…

— Конечно, конечно… Я посмотрю. Не в моих правилах отказывать женщинам. — Тут они оба засмеялись, если уж быть точной — заржали,

а я растянула рот до ушей, показывая, как мне с ними весело. — Ну что выставка? — спросил Аполлонский. — По-моему, полное дерьмо.

— Кто его знает, Анна говорит, вдруг он гений…

— Ну, Анечка, вы просто далеки от живописи…

— Может быть, — покорно согласилась я.

— Аркаша безобидный чудак, пьяница и бездарь, вот и все… А вы занимаетесь литературой? — улыбнулся он.

— Я написала детектив. Евгении он понравился. Вашим друзьям в литературном кружке нет. Так что, возможно, я тоже бездарь, хотя и не пью.

— А вот это зря… выпейте шампанского, улыбнитесь, у вас чудесная улыбка. И запомните: у издателя не бывает друзей.

Только он собрался опять заржать, как влезла Женька:

— Андрей Васильевич, прочитайте детектив, правда классная вещь..

— Возможно, — вздохнул он. — Ну и что? Деньги, милая, деньги…

— Вы ж на этом заработаете.

Бедняга так скривился, точно у него зубы прихватило.

— Ищите спонсоров, — сказал он. — И я вам тогда все, что хотите, напечатаю: могу календари, а могу роман.

— Что спонсоры, а потом? Куда мы с этими книжками? По поездам в розницу продавать?

— А что? У нас так многие делают. Издадут на свои деньги и ходят. У кого в газетном киоске знакомые, или в магазине пристраивают… Но и поездами не брезгуют. Пожилые люди, между прочим, заслуженные. А тут красивая девушка, да она за день весь тираж распродаст. — Он все-таки заржал, а я послала Женьке благодарный взгляд, отчего ее слегка перекосило, и она принялась рыться в своей сумке, приговаривая заунывно:

— Очки куда-то дела…

— А о чем детектив? — вдруг спросил Аполлонский. — Убийство?

— Конечно, — пожала я плечами.

— Ну и кто кого, муж жену или жена мужа?

— Муж жену.

— Оригинально. И что?

— Ничего. Поймали и посадили в тюрьму.

— Тоже ново.

— Чего ты из себя дурака-то строишь? — забыв про очки, спросила Женька. — В мире всего-то пяток оригинальных сюжетов. Ну убил муж жену, дело-то не в том, чтобы придумать что-то из ряда вон выходящее, а в том, чтобы банальные вещи показать с неожиданной стороны. А здесь любопытная интрига, психологизм… женский взгляд… Муж, убив жену, пытается ввести всех в заблуждение и уезжает с молодой девушкой на курорт, выдавая ее за убитую. Инсценирует несчастный случай, девушка погибает. Он оказывается вдовцом, но через две недели после истинной смерти жены. Алиби железное.

— А старушка потихоньку разлагается где-нибудь в кустах роз…

— Георгинов, — подсказала я.

— Вот-вот. Где-то я уже читал…

— И еще раз прочитаешь! — рявкнула Женька, после чего перешла на зловещий шепот: — Тебе кто бабки отстегивает? Гавриленко? Правильно, потому ты и здесь. А то, что он «голубым» войну объявил, ты знаешь? А я знаю. И подкину на тебя компромат. Не в газете, нет. С глазу на глаз. Намекну, одним словом.

— Кто

тебе поверит? — хохотнул Аполлонский. — Я известный…

— Бабник, — подхватила Женька. — Был. Стар стал, перестал справляться, вот и потянуло… черт-те на что…

— Плохая шутка, — нахмурился Аполлонский и вроде вправду обиделся, а я, поставив бокал, потащила Женьку к выходу, пока мы чересчур не подружились с усатым.

— Спятила совсем? — увещевала я подружку.

— Ладно, чего ты. Он переживет.

— Да за такие слова… Слушай, это, между прочим, называется шантажом.

— Поучи. Моя мамуля глупых детей не рожала. Знаешь, расстраивают меня эти гады, потому что совсем без понятия. Я ведь чувствую, хороший детектив получился. Честно. Не потому, что я подруга, а просто… ну ты понимаешь. А как написано! Агата Кристи, ей-богу. Я два раза плакала…

— Это нетрудно, — вздохнула я.

— Я плакала от счастья, что у тебя такой талант открылся. А эти гады его в землю зарывают. И ведь все из лени да зависти.

— Слушай, Женька, может, наплюем на все это? — робко предложила я: общение с творческой интеллигенцией к тому моменту здорово утомило меня.

— И даже думать не смей! — погрозила мне Женька пальцем. — Будем искать спонсоров.

На этот раз она позвонила в первом часу ночи, как раз в тот момент, когда жгучий красавец торжественно предлагал мне: «Стань моей навеки». Ответить я не успела, чем, должно быть, красавца расстроила, проснулась, сняла трубку и услышала Женькин голос:

— Дрыхнешь, а мне за двоих отдуваться приходится.

— Лучше б ты вздремнула, — посоветовала я, косясь на часы и пытаясь решить, как вежливо, но доходчиво дать понять подруге, что в такое время беседовать о делах я просто не в состоянии.

— Я к тебе сейчас приеду.

— Не надо, — испугалась я. — Завтра полно работы, надо выспаться.

— Тебя что, не интересуют новости?

— Хорошие или плохие? — насторожилась я.

— Плохие, — вздохнула Женька.

— Тогда, может, подождем до утра? Куда торопиться?

— Оно конечно. — Женька вторично вздохнула. — Хотя и мне несладко носить все это в себе… Сообщаю коротко: встречалась с Гавриленко…

— Меценатом?

— Козлом. Такой, я тебе скажу… Ладно. Пусть живет. Говорят, и от лягушек есть польза.

— А чего звонишь так поздно? — Спать уже не хотелось и я была не прочь поболтать.

— Так ведь я с ним ужинала. Только что расстались. Денег не дал, а начал приставать. Прикинь, никакой совести у людей. Еле за дверь выпихнула. Надо глянуть, нет ли у нас на него какого компромата… Жене-то уж точно изменяет… Пропечатать гада, чтоб впредь неповадно было. Соловьем пел: Женечка, Женечка, а как дошло до дела, то есть до денег, так и скуксился.

— Может, у него и вправду денег нет? — усомнилась я.

— Как же, нет, все у него есть. Он, видишь ли, патриотическому движению помогает, наш общий друг кубист-разделочник, оказывается, патриот, а мы рожей не вышли. Детективы ему не нравятся, вот если б ты «Хорста Весселя» написала, само собой на русском материале, тогда другое дело.

— Значит, не судьба, — посочувствовала я, а Женька разозлилась:

— Между прочим, для тебя стараюсь…

— А ты не старайся, говорю, не судьба.