Капля воды - крупица золота

Кербабаев Берды Мурадович

— Наверно, после Ашхабада вы себя чувствуете так, будто угодили из рая — в ад?

— Вот уж нет, Евгений Власович! — торопливо возразила Аджап. — Я ведь внутренне подготовилась к любым трудностям и неудобствам.

— Все-таки Ашхабад — это Ашхабад…

— Жить там, конечно, легче и удобней. Зато здесь работать интересней!

Попов взглянул на нее с любопытством, и Аджап горячо продолжала:

— Понимаете, люди здесь какие-то особенные. Для них дело, которое они делают, — прекрасное и великое, потому и работают все самоотверженно, даже подвижнически.

И я тоже ощущаю себя сопричастной этому великому делу.

— Не романтизируете ли вы нашу стройку, Аджап Моммыевна?.. Люди-то у нас встречаются всякие. В этом особенность и беда любого большого строительства.

— Я знаю, — кивнула Аджап. — Даже пословица говорит: в горах встретишь волка, в народе — вора. Я сама убедилась: попадаются среди строителей и проходимцы, которым ничего не дорого. Но сама стройка отметает их, как ветер — полову, она как бы подбирает людей по росту себе… Ведь у строителя Большого канала должен быть особый характер, верно?.. И когда видишь настоящих строителей, то и самой, хочется быть вровень с ними.

— Честное слово, Аджап Моммыевна, не примите это за лесть — но я слушаю вас просто с удовольствием.

Про себя Евгений Власович подумал чуть лукаво: ай, Бабалы Артыкович, знал, кого выбрать себе в подруги!.. До чего ж они подходят друг к другу, он и эта молодая, увлекающаяся докторша!

Пригладив пальцами свои густые брови, чтобы скрыть улыбку, которая готова была выступить на его лице, Попов добавил:

— Мне нравятся ваши горячность и искренность. Разрешите, Аджап Моммыевна, и мне быть откровенным с вами?

— Конечно, Евгений Власович!..

— М-м… Дело, видите ли, в том, что человека порой устраивает сама работа — и не устраивает место работы. И бывает, что строители обращаются к нам с просьбами: перевести их с одного участка на другой, где у них — друзья, родные… Ну, либо какие другие интересы. Мы обычно эти просьбы удовлетворяем: стройка-то одна, и, как известно, от перемены мест слагаемых общая сумма не меняется. Так вот, Аджап Моммыевна, если и у вас имеются свои «интересы», ну, там, в Ничке, или в Мары, или еще где-либо, то как бы вы ни подходили нам — мы вас можем отпустить. Конечно, при условии, что другое место будет в пределах строительства.

Аджап сразу догадалась, что тут не обошлось без вмешательства Бабалы. Мысль об этом была ей приятна. И она чуть было не выпалила: «Переведите меня в Рахмет!», но тут же вспомнила, что ведь в Рахмете есть уже новый врач, направленный туда министерством.

После некоторого раздумья Аджап сказала:

— Если честно, Евгений Власович, то я, когда нас распределяли, просилась в Рахмет. Но поскольку просьбу мою сочли, видимо, неосновательной и направили в Карамет-Нияз, то здесь я и должна работать. Ведь стройка-то, как вы сказали, одна, и заниматься своим делом здесь, я думаю, не менее интересно, чем в каком-либо другом месте.

— Вы это искренне, Аджап Моммыевна?

— А зачем мне играть с вами в прятки? Да, по некоторым причинам мне хотелось бы в Рахмет. Но мой долг работать

там, куда меня послали. В Рахмет направлен другой врач, Аннакули Дурдыев, Умница, золотые руки. Ему бы везде были рады. Но он родом из тех мест… Пусть он и остается в Рахмете, Так будет справедливей.

— Вы сказали, что и у вас есть причины добиваться перевода в Рахмет…

— Добиваться я ничего не хочу!..

— Извините за неверную формулировку… Эти ваши причины, должно быть, тоже достаточно веские?

— Это неважно.

— Принципиальный вы товарищ Аджап Моммыевна. — Аджап не поняла, в осуждение это было сказано или с одобрением, а Попов, взяв со стола какую-то телеграмму, пробежал ее глазами и снова обратился к Аджап: — Значит, не желаете переводиться в Рахмет?

— Во всяком случае, не собираюсь поднимать вопрос о переводе.

— Мда. А вот другие его подняли, вопрос этот… Прошу ознакомиться с приказом вашего министра. — Попов протянул Аджап телеграмму. — Вы переводитесь на работу в Рахмет, а Дурдыев к нам, в Карамет-Нияз.

Аджап прочла телеграмму, на лице ее отразилось недоумение:

— Я ни о чем не просила министра!

— Кто-то сделал это за вас. — Попов улыбнулся: — Не догадываетесь, кто?

Лицо Аджап залилось краской: она-то хорошо знала, чьих рук это дело.

Притворившись, будто он не заметил ее смущения, Попов спокойно сказал:

— Вчера, по рации, со мной соединился Бабалы Артыкович. Вы его знаете?

— 3-знаю…

— Вот он тоже сказал, что знаком с вами. И требовал, во имя исполнения министерского приказа, срочно отправить вас в Рахмет. У меня на участке, говорит; почти одни мужчины, нам нужна женщина-врач, чтобы облагораживать грубые мужские души — ну, и, конечно, исцелять больных.

— Он действительно так сказал?

— Ну… не совсем так. Но, в общем, он убедил меня — хотя я ему и заявил, что мы вовсе не хотим расставаться с таким доктором, как вы. Бабалы Артыкович, видно, сильно рассердился на меня… И напрасно. Я решил пойти ему навстречу. Собирайтесь, Аджап Моммыевна, самолет ждет вас. Ваш коллега, товарищ Дурдыев, согласился работать в Карамет-Ниязе и вот-вот должен прибыть к нам. За вами хотел прилететь сам Бабалы Артыкович, но его неожиданно вызвали в Ашхабад, каяться во всех совершенных и несовершенных грехах перед коллегией министерства. Но в Рахмете есть кому встретить и принять вас. Поверьте, я очень сожалею, что приходится прощаться с вами, но что поделаешь!

Аджап рассмеялась:

— Вы не могли сказать мне все это сразу?

— Только начав разговор — тут же и лишить себя вашего общества? Какой же мужчина пошел бы на это? Вы не смейтесь, мне действительно было приятно поговорить с вами. Я рад, что лучше узнал вас. Что ж, дорогой доктор, собирайтесь в дорогу. Говорю вам не «прощайте», а «до свидания»: мир тесен, стройка тем более, думаю, не раз еще доведется нам встретиться. Передавайте самый мой сердечный привет вашему энергичному знакомому — Бабалы Артыковичу. Будьте счастливы, Аджап Моммыевна.