Капля воды - крупица золота
Шрифт:
Попов многозначительно посмотрел на Аджап, и она опять покраснела…
Когда Аджап, собрав свои вещи, села в машину, предоставленную ей Евгением Власовичем, то всю короткую дорогу до аэродрома не отрывалась от окна: прощалась с молодыми деревцами, с домами-новоселами, с жителями новорожденного поселка — карамет-ниязскими строителями. И почему-то ей было немного грустно…
Глава двадцать четвертая
АРТЫК В АШХАБАДЕ
На площади та же картина: одни спешили к вокзалу, другие, с чемоданами в руках, метались как угорелые в поисках транспорта.
Артык не предупредил о своем приезде никого из ашхабадских друзей и знакомых: его никто не встречал. Но некоторые из мужчин, попадавшихся на его пути, видимо, узнавали Артыка, почтительно с ним здоровались.
Он остановился на краю тротуара, с интересом оглядываясь вокруг. Тут же к нему подошел молодой джигит в добротном костюме, радушно предложил:
— Яшули*, если вас надо подвезти куда-нибудь, — я к вашим услугам.
Артык, поблагодарив предупредительного незнакомца, вежливо отказался.
Видимо, весь его облик вызывал уважение: еще несколько человек вызвались довезти его до нужного места, даже таксист крикнул из своей машины:
— Яшули, хотите ехать — садитесь!
Артык, тронутый участием посторонних людей, благодарно улыбался и качал головой.
Нужный ему дом находился неподалеку от вокзала, и Артыку хотелось пройти по городу пешком.
Степенно шествуя по тротуару, он с изумлением смотрел по сторонам — словно впервые попал в этот город.
Ашхабад восставал из руин — такой знакомый и вместе с тем обновленный, не похожий на себя… На улицах стало больше двухэтажных и трехэтажных домов. То и дело Артык проходил мимо новостроек. По пустырям ползали скреперы, бульдозеры, подъемные краны тянули вверх свои длинные шеи — подобно жирафам. Город предстал перед Артыком не в прежней спокойной красоте, а в буйном росте.
А вот деревья почти не пострадали от землетрясения. В городе давно не было дождей, осень уже приближалась, запыленная листва деревьев начала желтеть, но была пышной и давала густую широкую тень,
У одной новостройки Артык задержался, на его лицо легла печаль. Сейчас здесь возводили двухэтажное здание, а когда-то на этом месте стоял приземистый домик, где жил приятель Артыка со своей семьей из пяти человек. Во время землетрясения дом обрушился и погреб под собой всю семью…
Артык тяжело вздохнул, и в сердце у него закололо. Он скорбно поклонился этому месту, как могиле, где покоились его близкие…
Когда он, пройдя по проспекту Свободы, свернул направо, в переулок, на него чуть не налетел сутулый мужчина в больших очках. Он пронесся мимо,
— Простите, я, кажется, знаю вас, а?
— Ну, это ты у себя должен спросить, — рассмеялся Артык. — Я лично вижу тебя впервые.
— Ну да, ну да, ну, конечно…
Казалось, этот человек куда-то торопится, и не он остановил Артыка, а Артык его.
— Простите, вы не Артык Бабалы?
Артыку, перед которым маячила сутулая фигура, ничего не оставалось, как подтвердить это предположение.
— Я задерживаю вас, простите. Но такая неожиданная встреча! С самим Артыком Бабалы! Я сразу, вас узнал.
— Прости… — тьфу, черт! — …ты сам-то кто будешь? Что-то я не имею чести тебя знать.
— Мы незнакомы, я узнал вас по снимкам. А я из газеты, корреспондент. Простите, увидел вас — решил воспользоваться случаем. Можно задать вам несколько вопросов?
— Валяй. Только «несколько», а то я спешу.
— Простите… — Очкастый вынул из кармана пиджака блокнот и карандаш. — Вы ведь не в Ашхабаде живете?
— Нет, я приехал из своего аула. Вот как раз с вокзала иду.
— Простите — а куда?
— Вряд ли это интересно газете.
— Ну да, ну да… Конечно… Артык-ага, вспомните какой-нибудь эпизод из времен гражданской войны. Уж простите, что я вам надоедаю. В газете такой эпизод засверкает, как луна в четырнадцатую ночь!
Артык задумался, но не над тем, что рассказать назойливому «простите», а как от него избавиться.
— Слушай, братец, зачем тебе гражданская война? Ведь вы, газетчики, гоняетесь за свежими новостями, а война давно кончилась…
— Простите, но герои ее — живы. И память о ней жива. Ваше имя украсило бы газетную полосу.
— Да как же я что-нибудь вспомню вот так, на ходу?
— А мы вот как сделаем, Артык-ага: я сейчас поймаю машину, мы поедем в редакцию, там я запишу ваш рассказ, а наш фотограф сделает снимок.
— Ох, торопыга!
Очкастый поднял карандаш, упавший в пыль, обдул его, рассеянно уставился на Артыка.
— Простите, что вы сказали?
— Вот что, братец, — Артык начал уже сердиться, но в то же время ему не хотелось обижать настырного газетчика. — Я тебе дам адрес друга, к которому иду, ты загляни туда попозже, тогда обо всем и потолкуем.
Очкастый торопливо записал адрес; вид у него, однако, был разочарованный, как у охотника, упустившего птицу, которая уже залетела в силки.
Сунув газетчику руку, Артык продолжил свой путь, несколько прибавив шагу — словно спасаясь от погони. Он шел, покачивая головой, Посмеиваясь в усы. Чудной этот «простите», ну как муха: суетится, жужжит над ухом… Или все газетчики такие?.. Ха, а ведь он, диктуя очкастому адрес и желая поскорей его спровадить, второпях напутал что-то. Как тот теперь его найдет?