Каприсы
Шрифт:
Композиторы солидарно хмурились. Евгений Петрович продолжал:
– Тимофею Фёдоровичу, председателю конкурсной комиссии – нравится! Всеволоду Евгеньевичу, попечителю фонда юных дарований – нравится!
Уважаемой Виктории Владимировне – нравится! А тебе не нравится!?
Евгений Петрович в отчаянии обхватил голову.
– Целый год мы работали над этой пьесой. Конкурс завтра…Виктория Владимировна нас прибьёт. Тебя – свою дочь она не тронет, а вот меня прибьёт. Вот этой партитурой прихлопнет.
Он сложил ладони и прижал их к своей груди.
– Варечка, милая, умная, хорошая, прихлопнет ведь, понимаешь?
Варя понимала. Варя посмотрела в окно, посмотрела на хмурых композиторов, повернулась к Евгению Петровичу и улыбнулась.
– Ладно.
Скрипка вновь запела. Теперь ей ничто не мешало. За окном беззвучно моросил ноябрь, а Варины ровесники, как им и было приказано, уныло толкали свою тележку, наполненную плодами детского творчества обратно, на задний двор изобразительного лицея.
2.Джига
После занятия Варя не торопилась выходить из класса. Она сняла со своего инструмента скрипичный мостик, фланелевым лоскутом очистила лакированные поверхности от следов канифоли, просунув ткань под струны, протёрла гриф, ослабила волос на смычке, и только после этого бережно уложила скрипку в футляр. Движения её оставались плавными и неторопливыми, но только до тех пор, пока внизу, на первом этаже мощная пружина не «ахнула» входной дверью за спиной Евгения Петровича, который, подняв ворот плаща и раскрыв серый зонт, мгновенно сделался неразличимым на фоне мокрого асфальта.
Взглянув в окно, и убедившись, что преподаватель покинул школу, Варя схватила футляр и выскочила в коридор. Она пробежала вдоль стендов с фотографиями и грамотами, размытым отражением скользнула в глубине витрин с народными инструментами, перепрыгивая через несколько ступеней, проскакала вниз по лестничным пролетам, влетела в гардероб, тут же вылетела из него, на ходу застёгивая синий дождевик, пересекла пустой холл, кивнула пожилому охраннику, и наконец, нырнула в тамбур. Здесь, ей пришлось задержаться. Борясь с реликтовой пружиной, достойной средневековых ворот, девочка плечом налегла на тяжелую дверь, и, прижав футляр со скрипкой к груди, с трудом протиснулась в образовавшийся проём на улицу.
Музыкальная школа соседствовала с Вариным домом. Девочке нужно было лишь повернуть направо, пройти около трёхсот шагов вдоль железной ограды до сетчатой калитки, войти в неё, и далее, вокруг заставленной машинами и пропитанной техническими запахами стоянки пройти еще двести шагов до своего подъезда. Домой Варя ходила только этой дорогой. Во-первых, это был самый короткий путь, а во-вторых, он был утвержден Викторией Владимировной, Вариной мамой, как самый безопасный. Все альтернативные пути находились под строжайшим запретом. И всё же, выйдя из школы, Варя повернула налево. Сегодня у неё был особый маршрут. Она торопилась. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не пуститься в бег, девочка прошла мимо изобразительного лицея, свернула в скверик с пустующими, мокрыми скамейками, обогнула постамент с поникшей скульптурой, и постепенно ускоряя шаг, направилась к просвету между деревьями, к выходу на проспект. Оказавшись на широком тротуаре, в окружении торопливых зонтиков, Варя, уже не скрываясь, побежала к переходу. Там, только что загорелся зеленый человечек, и пешеходы с обоих берегов проспекта решительно ринулись навстречу друг другу. Девочка быстро обогнала попутную группу и стала лавировать в гуще встречного потока. На противоположную сторону она выскочила первой. Теперь, ей предстояло повернуть направо и двигаться вдоль проспекта, мимо скучающих без покупателей магазинов, мимо хронически не высыпающихся кафе, мимо накрахмаленных строгих аптек и переполненных, уставших от вечного ожидания, автобусных остановок. Электронный хронограф на беспокойно мигающем рекламном экране показывал конец рабочей недели. Пробегая мимо экрана, Варя с досадой отметила: «Опять опоздала, они уже там!»
Они всегда приходили в пятницу, после шести вечера. И каждую пятницу, Варя нарушала мамин запрет. Она бежала домой длинным, окольным путём, и делала это для того,
Возле большого перекрестка, с выходом на площадь, девочка перешла на шаг, и прислушалась. Сильно мешали посторонние звуки, но каким-то особым чутьём Варя уловила слабо различимые ритмичные волны, идущие, словно из-под земли. Эти волны не принадлежали монотонному городскому гулу, они были другой природы. Подходя всё ближе, в такт еле слышному музыкальному ритму, Варя по привычке начала проговаривать про себя скороговорку: «Как бы то ни было, где бы то ни было, с кем бы то ни было, что бы то ни было». Ритм скороговорки идеально ложился на мелодию, звучавшую из подземного перехода. Это был самый простой и надежный способ определить классическую ирландскую джигу с музыкальным размером в шесть восьмых – любимую Варину мелодию.
Перед ступенями, ведущими вниз, девочка остановилась. Немного отдышавшись, она медленно, ступенька за ступенькой, словно погружаясь в волшебное подземное озеро, спустилась под заполненный машинами проспект. Они были здесь. Гитара и флейта. Парень и девушка. И как всегда, в пятницу, после шести, переход дышал музыкой. Стремительные переливы флейты яркими перламутровыми лентами вплетались в гармонию гитарного аккорда, и под бетонными сводами рождалась живая мелодия. Она скользила по исписанным стенам, по хмурым лицам, она заполняла замкнутое пространство, вытесняла, выдавливала осеннюю хандру наружу, под дождь. Сотней невидимых вихрей, она кружила вокруг прохожих, которые, повинуясь законам зажигательного ирландского танца, все вместе, в быстром шаге отбивали положенные 93 удара в минуту ногами о мокрый истёртый пол.
Это была Варина музыка. Та самая, которую девочка любила и понимала по – настоящему, которую она самостоятельно изучила и довела до совершенства упражнениями на скрипке. И это была её тайна. Никто: ни мама, ни преподаватели в музыкальной школе, не знали, и не должны были знать об этом. Они не приняли бы её увлечения, потому, что сочли бы его легкомысленным баловством на фоне классического образования и в ущерб ему.
Но это была Варина музыка! Это к ней на встречу так торопилась девочка, и теперь, погружаясь в неё всё глубже, Варя с радостью и трепетом ощущала, как музыка наполняет её изнутри. И больше нет напитанного сыростью подземного перехода, нет городского муравейника над головой, нет бессмысленной механической суеты, нет, словно никогда и не было связи с этим странным, неритмичным миром. А есть гитара и флейта, есть нежно – розовая дымка над клеверным лугом, есть удивительная, неописуемая гармония между свободным полётом и математической точностью, есть музыка, чистый восторг и бесконечность в груди!
Однажды испытав эти ощущения, Варя уже не могла от них отказаться, как и не могла ими насытиться. И пусть раз в неделю, всего на полчасика, но девочка бежала к подземному переходу на встречу с гитарой и флейтой. И они уже узнавали её, улыбались, подмигивали. Парень с гитарой кивал на Варин футляр, словно приглашал: «Ну, что же ты? Присоединяйся! Нам не хватает скрипки!» А скрипке не хватало смелости. Лишь в мечтах Варя вставала рядом с ними, прижимала плечом свой инструмент, и мысленно отсчитав: «Раз, два, три!» Вступала, синхронно попав в ярко выраженную музыкальную долю.
И как бы то ни было, и где бы то ни было, но это обязательно должно произойти. Иначе нельзя. Иначе вся её жизнь потеряет смысл.
3.Неблагодарная
– Где тебя носило! Сколько можно повторять: после занятий – сразу домой! Мне пришлось звонить Евгению Петровичу! Что!? Гуляла? Как это гуляла? В парке? Одна? Почему в парке? Почему одна? Там же полно…всяких… Как это никого? Но это же не значит, что там можно гулять! В смысле, где гулять? Ну, хотя бы, возле дома. Не интересно? Сейчас тебя должен интересовать только завтрашний конкурс! Ты о нём случайно не забыла? Нет? Ах, помнишь! Ах, готовишься! А я не вижу, как ты готовишься!