Каприз Фортуны
Шрифт:
— Ваш дедушка… он был выходцем из Ирландии, да? — немного смущаясь, спросила она, не желая быть навязчивой и в то же время мечтая узнать о нем все, что только возможно.
— Да. И я был очень привязан к нему, как и вы к вашему деду. Мои родители тоже много работали, создавали свой бизнес, а бабушка с дедушкой жили вместе с нами и проводили со мной больше времени, чем родители. Она умерла, когда мне было двенадцать, а дед — спустя три года. Он так и не смог пережить эту утрату. Тяжелое было время для всей семьи…
— И вы все еще помните его и скучаете по нему? — спросила Мануэлла.
—
— Они, наверное, были замечательными людьми, — мягко произнесла Мануэлла.
— Да.
Она вглядывалась в его глаза, но никак не могла понять их выражения. Странная смесь горечи и негодования, направленная по непонятным причинам на нее.
— На вас сейчас новые серьги, не те, что днем, — неожиданно сказал Джералд.
Мануэлла кивнула, стараясь не выдать своего удовольствия: он заметил!
— Тоже сами сделали? Это из серии «Золотая орхидея»?
— Не совсем. Скажем, сделанные по мотивам, — ответила она, с огорчением поняв, что его интерес скорее делового, а не личного характера. Приподнятое настроение сразу куда-то исчезло. Чтобы скрыть это, Мануэлла добавила: — Оригинальная коллекция немного… как бы это сказать… роскошна по современным меркам, ну и, конечно, безумно дорогая.
— Дорогая и доступная только для избранных, — отрывисто бросил Джералд. — Роскошь, которую обычные женщины не могут себе позволить, как бы ни старались. — К величайшему изумлению Мануэллы, его манера поведения резко изменилась, стала отстраненной, даже неприязненной. — Вы уже решили, что будете есть? — спросил он.
Она взглянула на него, желая спросить, что же произошло, не сказала ли она случайно чего-то обидного, но сдержалась и вместо этого коротко ответила, что да, решила.
— Сколько вам было лет, когда вы впервые поняли, что у вас есть талант?
Им только что подали первое блюдо, и Мануэлла немного опасливо посмотрела на Джералда через красиво накрытый стол. Но что бы ни было причиной его недавней резкой смены настроения, сейчас она исчезла и Джералд снова тепло улыбался ей.
— Не знаю, — честно ответила Мануэлла. — Мне кажется, я выросла с сознанием того, что хочу быть ювелиром, как и дедушка. Он, конечно, помогал мне и всячески поддерживал. С самого раннего детства приводил меня в мастерскую, показывал камни, объяснял, на что надо обращать внимание в первую очередь, как правильно оттенить оправой его достоинства и скрыть возможные дефекты. Он прекрасно разбирался в этом и был бы лучшим главой «Дома», чем злополучный Ирразио. Но семейное предприятие по традиции наследовал старший ребенок, так что дедушка ничего не мог поделать.
— Насколько я в курсе, между ними существовали серьезные разногласия, — сказал Джералд.
— Да. Дядя Ирразио был азартным игроком, а дельцом никудышным. Он довел дело до плачевного состояния, постоянно забирая оттуда деньги на оплату проигрышей. Дед ненавидел то, что брат творит с «Домом», и в конце концов возненавидел
— Он, наверное, был страстным человеком, раз так остро переживал за «Дом», — прервал ее Джералд.
— Да, очень, — улыбнулась в ответ Мануэлла.
— И передал эту черту вам. Готов поспорить, вы — очень страстная натура.
Их взгляды встретились. Они смотрели друг на друга, не отрываясь. Мануэлла едва дышала от волнения, а сердце так неистово колотилось, стремясь вырваться на свободу, что ей хотелось прижать к груди обе руки и удержать его.
Это молчание, эта неожиданная интимность и доверительность, которую внесла в наше общение последняя фраза Джералда, наиболее волнующее из всего, что мне доводилось испытать, призналась себе Мануэлла. Еда была забыта — Джералд стал ее пищей, ее настоятельной потребностью, физической и эмоциональной. Если бы он сейчас взял ее за руку и повел прочь из ресторана, она, не колеблясь, последовала бы за ним…
— Вы не можете этого знать… — Ее шепот был едва различим, а глаза раскрылись так широко, что, казалось, заняли все лицо.
— И все же я знаю, — ответил Джералд напряженно и хрипло, голосом, в котором звучало такое откровенное желание, что Мануэлла задрожала. — Я прекрасно знаю, как вы ответите на мое объятие, знаю, какой вкус у ваших чудесных губ, знаю, какой страстной вы будете в моей постели.
Черт, да что это я делаю? — изумился Джералд, услышав слова, вырвавшиеся из самых сокровенных глубин его души и выдавшие потаенные мысли. До сих пор он всего себя посвящал бизнесу и только бизнесу. И вот сейчас ощутил, что все его чувства и мысли направлены совсем в другое русло. Уж не сошел ли он с ума? Да, конечно, Мануэлла в высшей степени привлекательная женщина. Но это не значит…
Взгляд ее темных глаз заставлял его напрягаться всем телом, испытывать неистовое вожделение.
Нет, это ему сейчас ни к чему. Это не входит в его планы. По крайней мере, не теперь и не с этой женщиной!
Так почему он не возьмет себя в руки и не задушит нежданное желание? Он не хочет этого или не может? Или уже зашел так далеко, что даже не думает о том, чтобы спастись?
Мануэлла заметно вздрогнула, и его тело немедленно откликнулось, отреагировало! Черт возьми, ни одна женщина не производила на него такого эффекта уже лет двадцать! Хорошо еще, что белоснежная скатерть скрывает слишком явное свидетельство его возбуждения.
Джералд неловко заерзал на стуле, проклиная себя…
Мануэлла не могла спокойно сидеть, дышать, говорить, не то что есть. Лихорадочно попыталась найти хоть какие-то простые, банальные слова, чтобы рассеять возникшую между ними сексуальную напряженность. Но мозг решительно отказывался выполнять свои функции. Скорее, скорее! Если она не сделает хоть чего-нибудь, чтобы прервать молчание, заставить его отвести пристальный, горящий взгляд, один Господь знает, что может случиться! Вернее, нет, не Он один. Она знала не хуже, по тому, чего желало, о чем молило ее тело!