Капсула из будущего
Шрифт:
– Давай сюда, в эту подсобку! Ну же, Кириллка, быстрее, – подталкивая мальчика, он едва успел заскочить, как со стороны изолятора (коридор по кругу огибал все помещения) показались люди в медицинских халатах. Дверь подсобки дядя не захлопнул – как же тянуло поприсутствовать, но оставлять Кирилла самого в подсобке было безответственно.
Голоса нагрянули внезапно, как раскаты грома в тучах во время грозы.
– Итак, господа, прошу пройти в нашу аванзалу, так сказать. Хотя, с другой стороны, это помещение является одновременно сердцем всей нашей лаборатории.
Кирилл одним глазком заглянул в щелочку в проеме двери и увидел папу
Дядя Витя дернул племянника за локоть, и тоже, в свою очередь, заглянул в щель. Увидел же он гораздо больше ненаблюдательного глаза Кирилла. Делегация была обширная, внушительная, но естественно не столь многочисленная, как в конференц-зале. Здесь оказались как непосредственные исполнители, так и вершители судьбы самого проекта: Заваев стоял ближе всех к смотровому стеклу, рядом с ним оказался отец Кирилла. Вполоборота он ораторствовал перед оставшимися – еще двумя директорами и аналитиком. Последний делал какие-то пометки на новом десятидюймовом планшете серебристого цвета. Рядом с Быстряковым-старшим, по другую сторону, стоял его зам, Андрей Никитич, и двое ведущих лаборантов. Один из них вошел непосредственно в шлюз лаборатории и достал инструменты для опыта.
Григорий Филиппович тем временем ознакомил важных гостей с тем, что Кирилл слышал от дяди, представил кроликов, и продолжил, обращаясь к Заваеву.
– Вот, Олег Николаевич, наш проект «Гидра» начался непосредственно здесь, в этой самой лаборатории. Долгие годы исследований принесли свои плоды. Позвольте еще немного предыстории, если мы вас не утомили?
Возникла небольшая пауза, и дядя Витя хорошенько рассмотрел Заваева. Мужчина средних лет, довольно плотного и коренастого телосложения, с широкими плечами, кирпичным лицом с орлиным носом и умными, пронизывающими глазами. Олег Николаевич представлял собой тот тип бизнесменов, которые в молодость свою попали в самую гущу дележа советских богатств и успели не только выхватить лакомый кусочек из общего пирога, но и всеми правдами и неправдами отстоять право на владение им. К этому дню он владел несколькими крупными компаниями, в том числе заводом по производству лекарственных средств. Виктор Львович отметил про себя ту быстроту и подвижность мыслей, которые пронеслись, как тень в глазах Заваева. Олег Николаевич взглянул на своего аналитика, дал тому какую-то отмашку, понятную им обоим, и посмотрел на Быстрякова-старшего.
– Это не будет лишним. Чем лучше пойму и вникну во все нюансы, тем успешней в дальнейшем реализую проект. Но только, Гриша, объясняй всё попроще, на пальцах, как для студента первого курса, – гаркнул смешком Олег Николаевич. – Для меня главное общая картина. В целом, а не в деталях, которые будут понятны только узким специалистам. Для этого у меня есть специально обученные кадры.
Тут он вторично то ли засмеялся глухим смешком, то ли кашлянул, и хлопнул по-отечески
– Мне главное, что? Донести радужную картину более крупным рыбам, заинтересовать их, дать такую наживку, которую они мигом проглотят и попросят еще. И будут готовы выложить такие средства, какие запросим мы сами, а не такие, какие они нам предложат. Чувствуешь, Гриша?
– Да-да, Олег Николаевич, – пробормотал покрасневший Григорий Филиппович.
– Вот и хорошо! Так что рисуй картину. Например, с начала: почему назвали проект «Гидра»? Она же вроде всех сжирала, да и не особо ее любили греки и прочие там, разве нет?
– Хм… Речь идет не о совсем Лернейской гидре, если хотите знать. А о том крошечном животном, которое навело шороху на образованных европейцев в первой половине восемнадцатого века. Вот, смотрите на презентацию, – он показал на фотографию беспозвоночного полипа на презентации, которую поднес второй лаборант. Там красовалось белесое существо, всё тело которого представляло собой нечто вроде матового стебелька, один конец заканчивался подобием ноги, а другой – множеством щупалец.
– Фу! Очередная гадость, – брезгливо поморщился Заваев.
– Да, пожалуй, – согласился Быстряков, – но эта гадость могла бы воплощать собой мечту человечества о бессмертии. Представьте себе только: что бы вы с ней ни делали, она восстанавливает полностью себя! Разрезали пополам в любом сечении – и вместо одной со временем будет две гидры: разрезали горизонтально так, что у одной части осталось туловище с подошвой, а у другой рот с щупальцами – ничего страшного! У подошвы отрастет недостающая часть со ртом и щупальцами, а у той части, где рот, – полностью вся подошва. Сделаете продольный разрез – гидра обедает по-прежнему, хотя всё тут же выпадает из половины её «желудка». Но скоро она регенерирует! Да что там! Можно хоть на сто частей разрезать – все будут так же восстанавливать целое из части, причем быстрее восстановится подошва или рот зависит от того, к чему ближе была раньше эта часть. Это же до сих пор вдохновляет и воодушевляет!
Григорий Филиппович увлекся, вся краснота лица ушла, оно заметно посвежело и помолодело. Видно было, что эта тема ему близка и проходит красной нитью через всю жизнь.
– Это же та идея бессмертия, которая будоражила умы всех ученых с незапамятных времен! Эликсир вечной молодости, живая вода – да этим грезили алхимики и маги средневековья. Пробужденная к жизни материалистическая наука эпохи Просвещения показала, что вечное обновление материи невозможно. Но наука как младенец делает шаг за шагом. И только с высоты следующего шага видишь, что предыдущий был как раз на уровне младенца, и потому легко опровергаешь его доказательства. Вот и теперь мы знаем об обновляемости организма человека намного больше, чем знали во времена Просвещения и научно-технической революции. На вооружении у нас есть и углеродный метод по содержанию радиоактивных изотопов…
– Гриша, ближе к теме, – прервал его Заваев.
– Конечно, конечно… Известно, что все клетки человека с течением времени полностью себя обновляют. То есть, мы могли бы жить если не вечно, то настолько дольше того среднего возраста, на котором мы в наш бурный век технократии уходим на покой, что можно назвать наше лекарство если не эликсиром вечной молодости, то лекарством от старости, по меньшей мере!
Григорий Филиппович помолчал немного, но Заваев слушал, о чем-то думал и не собирался перебивать вопросами.