Капсула
Шрифт:
– А потом?
– Что потом? В школе, в институте? Вы имеете в виду мои комплексы насчет 'я – толстый' и соответственно некрасивый и нежеланный?
– Да, я это имею в виду. 'Я – толстый' мы взяли просто для примера. Я 'вижу' вас в один из первых дней в институте. Вы сидите на втором этаже на обшарпанном диване в коридоре. Сидите один, широко раскинув руки на спинку. Рядом с вами можно сесть, но никто не садится. Ребята шепчутся в углу, около туалета, вы их видите. Девочки проходят мимо. Среди них у вас есть знакомые, вы с ними учились во второй французской спецшколе, на вас оглядываются, но дальше взглядов дело не идет. Вам не обидно? Или вы этот эпизод не помните?
– Ну, вообще-то да, забыл. Но сейчас вспомнил. Да, они ко мне не
– А девушки?
– Что девушки? Вы хотите сказать, что я не был никому нужен? Это правда, но и мне никто не был нужен. Моя сексуальная энергия сублимировалась в другие интересы.
– Вы были совсем молодым юношей, а выглядели почти как сейчас. Не юноша, а дяденька, причем не очень молодой. Лицо молодое, а комплекция средних лет мужчины. Вы себя в зеркало видели? В таком возрасте успех у женщин невероятно много значит. Вы будете это отрицать?
– Нет, не буду. Я тогда начал уже заниматься кино. После работы в школе мне удалось устроиться в НИИ Киноискусства. Я был в таком обалденном кайфе от знаний, профессии, окружения, что мне было не до женщин. Поверьте. А перед этим ездил на семинары в Тарту. Там семиотики работали. Меня эти ученые буквально завораживали. А потом Тыняновские чтения в Резекне.
– Да, да, я знаю, но это все пришло позже. Но был же у вас период недовольства своей внешностью. Я знаю, что был.
– Был, вы правы. Но … я вот сейчас об этом подумал. Тогда я наверное хотел бы больше походить на Алена Делона, но сейчас … я, толстый Миша, нелюбимый глупыми молоденькими девочками, тянулся к книгам, науке, ученым … а вот, если бы я был стройным и дико у девочек популярным, может я бы меньше прочел, и со мною никогда бы не произошло того, что произошло. И кстати, у меня была целая сеть социальных контактов с блестящими людьми. Они были интересны мне, а я – им. И еще … вы сказали, что все про меня знаете. Тогда вам же известно, что у меня была первая жена, Лена. Мы где-то в 80-ых поженились. Довольно красивая женщина, потом наши с ней пути разошлись, но ничего плохого я вам о ней не скажу. Я был молодым, полным сил, пьесу даже опубликовал … я еще в институте сочинял пьесы. Вот одну помню: разговор соседей в очереди в туалет … коммунальная квартира. Нигде не взяли к постановке. И правильно … А еще я много преподавал, во ВГИКе, на Сценарных и режиссерских курсах, стал сотрудником Института философии РАН. Это же я придумал название издательства 'Ad Marginem’, а вот главный редактором не стал. Жаль, хотя в общем, чем больше я думаю о своей жизни, тем меньше я хочу что-либо в ней менять.
– Ладно, бог с ней, с вашей толщиной. А вот вы пошли работать в школу, не хотели, а пришлось.
– Да, было дело. Я же еврей, закончил МГПИ, куда 'наших' брали, не мог на работу устроиться. Пошел в школу.
– Это же была потеря времени. В другой жизни, вы бы эти три года возможно не потеряли.
– Ну, это вопрос спорный. Что значит 'потерял время'. Это был интересный опыт. Он мне потом пригодился.
Лида молчала. У этого Ясуловича на все был ответ. Он ее 'переигрывал' по очкам. Ни один ее вопрос не ставил его в тупик. Как он в список попал? Для чего ему другая жизнь. Успешный ученый, состоявшийся человек, счастливый муж и отец … на черта ему ее невнятные предложения … Глупо она, однако, выглядит. Черт бы побрал синклит с его списком. Сами бы попробывали с такими Ясуловичами! Он прожил много разных жизней в одной. Он литературовед, лингвист, кинокритик, философ, один из ведущих специалистов по постклассическим исследованиям, тайное
– Михаил. Даже, если допустить, что вы во всем правы, и у вас нет оснований хотеть улучшить свою и без того удачную жизнь, почему вы не желаете использовать шанс жить снова, начать с чистого листа? Вам разве не интересно, что получится?
– Интересно, я честно вам говорю, Лида. Ваш, как бы это выразиться … 'проект' вызывает у меня любопытство. С какого возраста у меня будет 'чистый лист'? Я буду опять маленьким?
– Нет, вряд ли. Хотя это не исключается. Наверное молодым, когда изменение еще может на вас серьезно повлиять.
– Ага, а насколько у меня будет другая жизнь? Насколько? Моя семья, мои близкие в моей новой жизни будут со мной? Или я буду среди совершенно других людей?
– Разумеется ваши близкие будут с вами. Просто в связи с изменением одни из них, скажем 'базовые', такие как семья, с вами останутся, а другие могут в вашу жизнь по разным причинам не попасть.
– Вот это меня и пугает. Меня поправят, что-то прибавят, но другое заберут! Я не знаю что, как согласиться? Я, скажем, буду успешным драматургом, мне это нравилось, я из-за неудач своих расстраивался. Но … став драматургом, я не напишу своих книг. Каждая моя книга – это мой ребенок, я жил ей, страдал … нет, я от своих книг не откажусь.
– Ну почему вы решили, что вам не написать ваших книг?
– Потому, Лида, что одно всегда делается за счет другого. Я не могу и не хочу ничего менять в своей жизни. Я в чем-то остался ребенком, и я делаю в своей взрослой жизни то, что меня интересовало в детстве.
– А вы, Михаил, смогли приспособится к Америке, к западной модели мышления и поведения?
– Да, конечно, в целом да … в мелочах – нет. В отличии от американских коллег, я обожаю беспорядочное чтение. Они всегда читают 'от сих до сих', то-есть то, что относится и их 'интересу'. Я – другой. Роюсь в букинистических развалах, выуживаю какие-то нелепые книги, несу их домой. Поздно вечером, когда мои женщины ложатся спать, я сижу один в гостиной и перелистываю свои сокровища, иногда отбрасываю, иногда увлекаюсь и читаю несколько страниц из середины, мне приходилось проглатывать книгу, поднимать от нее глаза с рассветом. Я не жалею, что мне не удается использовать то, что я читал, но часто мои ненужные и лишние тексты вдруг в нужный момент всплывают в моей памяти, я нахожу потрепанный томик и опять в него погружаюсь. И Дина моя меня любит таким, какой я есть.
– Я знаю. Михаил, такие решения не принимаются просто так. Тут в капсуле есть специальное 'кино', в которое все кандидаты, или, как мы их называем, клиенты, идут, чтобы посмотреть на себя со стороны. Вы поймете, как вас видят другие, как они вас воспринимают, что о вас думают. Иногда это больно и горько, вплоть до шока. Но, это помогает принять решение.
– Нет, я примерно представляю, что обо мне думают.
– О, тут могут быть сюрпризы.
– Неприятные сюрпризы, вы имеете в виду. Нет, зачем мне разочаровываться в друзьях. Не хочу я идти в это ваше кино.
– Михаил, не идут те, кто отказывается навсегда от шанса. Те, кто пока не отказываются, должны идти и подвергнуть себя этому испытанию. Вы хотите подумать или отказываетесь? Это ваше решение!
– Нет, мне ничего не нужно. Я отказываюсь. Рано мне умирать, вы мне предлагаете 'уйти', а мы же с вами знаем, как французы говорят: 'partir, c'est mourir un peu'. Нет, нет. Это, как вы говорите, мое решение.
– Ладно, сейчас вы очутитесь в себя дома.
– Простите, давно хотел вас, Лида, спросить: я могу рассказывать жене и друзьям о нашей с вами встрече в капсуле?