Кара
Шрифт:
Мгновенно распахнув дверь, Савельев выскочил под дождь, и сразу же громкий, протяжный крик ярости вырвался из его груди. На месте автобуса, который вез гроб с телом его матери, пылал огромный дымящийся костер.
Глава двенадцатая
— Поехали, живо! — Инстинкт мгновенно бросил Савельева в кабину «Волги», и, только оглянувшись на стремительно удалявшийся столб дымного пламени, он отчетливо понял, что чудом избежал смерти.
Сразу же на душе сделалось спокойно, все человеческие эмоции исчезли, осталось только бешеное желание выжить — так, наверное, ощущает себя загнанный в угол зверь. Остановив машину у поворота на Авиагородок, Юрий Павлович
— Забудь все, похороны отменяются.
— Какие похороны? — Тот был явно не дурак и, быстро зелень убрав, понимающе взглянул Савельеву в глаза. — Давно уже что-то с памятью моей стало.
— Ну и ладно. — Ликвидатор на всякий случай номер таксярника запомнил, дождался, пока «Волга» пошла на разворот, и, без труда заангажировав другую, направился в сторону Московского проспекта.
«Ловко, сволочи, придумали». — Он вдруг поймал себя на мысли, что, невзирая на все случившееся, ему безумно хочется снова ощутить на своем лице жаркое дыхание ветра хамсина, увидеть плавное течение Нила, величаво струящегося меж заросших клевером берегов. Отгоняя бредовые эти мысли, Савельев потряс головой: «Наверняка разговорили Зою, вычислили адрес матери, затем место и время похорон, а заложить заряд с дистанционным подрывом, нет, скорее, с замедлителем, уже дело техники. И положили, суки, его, как видно, прямо в гроб — номер известный».
— Остановись, пожалуйста. — Чтобы водила не подумал чего плохого, Савельев бросил на торпеду полтинник, быстро купил коммутатор в «автозапчастях» и весь оставшийся путь сидел молча, думая о рыжих песках Египта.
Наконец из-за стены серой мороси показалась арка Московских ворот. По команде ликвидатора таксист притормозил, и, проводив «Волгу» взглядом, Юрий Павлович направился к своей «девяносто девятой». Странно, но щетки с лобового стекла никто не упер. Привычно поменяв внешность со спецназовской на профессорскую, Савельев машинально вставил ключ в замок зажигания. «Давай, давай, дубина стоеросовая». — Тут же он вспомнил, что еще с утра машина неисправна, и, заранее над самим собой снисходительно улыбаясь, мол, совсем уже крыша поехала, замкнул контакты стартера. И тут же выражение его лица резко изменилось, потому что в ответ на поворот ключа двигатель сразу же завелся — просто чудеса какие-то.
Не дав, однако, своему изумлению развиться чрезвычайно сильно, у ближайшей будки с надписью «Междугородный» Савельев остановился и позвонил в столицу нашей родины на службу.
— Да, слушаю. — Мелодичный голос Зои Васильевны, как всегда, нес в себе могучий заряд чарующей энергии. Узнав, кто звонит, она вдруг ехидно поинтересовалась: — Юрочка, ты правда беглый алиментщик?
— А в чем дело? — Ликвидатор уже примерно представлял, что директриса ответит, и ничуть не удивился тому факту, что третьего дня к ней наведались двое, обозвавшись муровцами, показали что-то красное, а узнав, что гражданин Савельев Ю. П. отправился хоронить мать, поблагодарили и вежливо откланялись.
«Все зло от баб». — Юрий Павлович повесил трубку и начал прокачивать ситуацию. Наверняка машина и гостиница засвечены, срисовали его, видимо, еще позавчера, когда он был у матери, а он, кулема, хвоста не засек, хотя, говоря честно, если работают профессионалы, сделать это очень сложно. Значит, необходимо срочно сменить лайбу с хатой. Дальше — Савельев внезапно почувствовал, что с утра ничего не ел, и, купив шоколадный «Ятис», принялся яростно его грызть, — наверняка эти сволочи проследили за посадкой в «гробовозку» и теперь знают точно, что он остался жив, а значит, непременно попытаются довести дело до конца. Перспектива просто радужная. Юрий Павлович развернулся около Московских ворог и со скоростью сорок километров в час покатил в правом крайнем раду, внимательно проверяясь. Затем, под мигающий желтый, сколько
На барыге, как и пару дней назад, было невесело. Быстро загнав свою «девяносто девятую» подругу с попадаловом, Савельев тут же приобрел по доверенности дешевую десятилетнюю «семерку» с насквозь проржавевшими порогами — на пару дней сгодится.
Время между тем уже было послеобеденное. Прикинув, что пообедать ему придется едва ли, Юрий Павлович съел еще один «Ятис», на этот раз сливочный, и направился в похоронное бюро.
Молодой человек в кожаной куртке был на выезде, однако, прождав около часа в машине, Савельев еще издалека увидел рассекающий непогоду новенький, с иголочки, сто восьмидесятый «мерс» с заженными фарами и, дождавшись, пока автомобильное чудо запарковали, неслышно приблизился к водителю:
— Добрый вечер.
Тот и вправду был далеко не дурак, сразу же, несмотря на фальшивую растительность, Савельева признал и, сделав вид, что ничего не случилось, негромко отозвался:
— Примите мои соболезнования.
— Доведи до конца дело, — Юрий Павлович посмотрел ему в переносицу и вытащил пачку долларов, — похорони то, что осталось, и насчет памятника не забудь.
— Раз обещано, сделаем. — Молодой человек в куртке, взвесив зелень в руке, убрал ее подальше, после чего, не оглядываясь, направился к мраморным ступеням подъезда — неприятности никому не нужны.
Дождавшись, пока дверь за ним закрылась, Юрий Павлович внимательно осмотрелся и неспешно двинулся за угол соседнего дома, где была запаркована его машина. Неохотно повинуясь повороту ключа, двигатель «жигуленка» умирающе загрохотал, тут же пронзительно засвистел моторчик отопителя, и, не включая наружное освещение, чтобы в сумерках осеннего вечера из окон похоронного заведения номерные знаки были неразличимы — береженого Бог бережет, — Савельев плавно тронул машину с места. Поколесив немного по городу, он лишний раз убедился, что наблюдение за ним отсутствует, после чего, решившись-таки съесть шаверму, попытался поставить себя на место исполнителя.
Он жив, и нахождение его неизвестно, а следовательно, остается только одна зацепка — гостиница. Понятно, что самому Юрию Павловичу там больше появляться нельзя, ни в коем случае, если бы не одно «но» — дипломат, набитый кровно заработанными баксами, при утрате которого все остальное теряет смысл.
Между тем после шавермы захотелось пить, но, сделав глоток пронзительно-сладкой кока-колы, Савельев поставил бутылку на прилавок — избыток жидкости убивает боевой дух. Вернувшись за руль, он направился в сторону Московского проспекта. Машину запарковал черт знает где, около спортивно-концертного комплекса, и, прогулявшись по размокшим дорожкам парка Победы, неспешным шагом двинулся к гостиничному входу.
Все там было как обычно: торговали чем-то в тетрапаках, возле администраторского окна томились вновь прибывшие. Не привлекая, как ему самому показалось, ничьего внимания, Юрий Павлович зашел в камеру хранения.
— Спасибо, голубчик. — Он осторожно принял в руки горизонтально протянутый дипломат и, играя роль до конца, неспешно двинулся на выход. — Формалин не разлился, как думаете?
Ответом Савельеву было равнодушное молчание, однако, едва он очутился в коридоре, как на него стремительно накатилось знакомое чувство опасности. Он заметил, как стоявший у самой двери лысый амбал в широкой куртке потащил что-то из-за пазухи. Юрий Павлович своим инстинктам доверял, а потому, крутанувшись «лепестком», он тут же с направления вероятной атаки ушел и сильным ударом ребра ладони под ухо вырубил крепыша напрочь.