Кара

Разумовский Феликс

— Суки, урою! — Савельев стремительно травмировал ближайшему бойцу голеностоп, шваркнул его соседу по ногам стулом и, без труда перемахнув через стойку, крепко прижал консервный нож бармену к горлу. — Назад, а то хана ему.

На мгновение толпа замерла, а чтобы все сомнения вообще отпали разом, ликвидатор медленно улыбнулся и сделал резкое движение рукой. Из распоротого волосатого уха хлынула ручьем кровища, заскулил истошно подраненный общепитовский деятель. Снова сунув замокревший инструмент ему под горло, Савельев глянул сурово:

— В закрома веди, лишенец.

Дважды повторять не пришлось. Едва очутившись в тесной, слабо освещенной подсобке, он с лязгом

задвинул засов, в целях профилактики отправил бармена в нокаут и кинулся открывать заржавевшие запоры погрузочного окна. От ударов чем-то тяжелым дверь предательски затрещала, жалобно звякнули бутылки на стеллажах. Распахнув наконец обитые железом створки, Юрий Павлович нырнул головой вперед в грязный, затоптанный снег узкого двора-колодца. Теперь стремительный рывок, только бы убраться побыстрее из каменной западни, однако не получилось: из дверей «Рапсодии» уже выкатилась разъяренная, алчущая крови толпа. Сбитый подножкой на тротуар, Савельев завертелся бешено на пятой точке, щедро раздавая удары по ногам и мужским достоинствам атакующих. Мгновение — и, словно подкинутый мощной пружиной, он сделал длинный кувырок, вырвался за пределы круга и устремился по направлению к метро.

Эх, хорошо было бы подхватить с земли кусок арматурки, камешек какой — не надо забывать, что булыжник — оружие пролетариев, — осколок стекла, на худой конец, но недавно выпал снег — ничего путного не видать, а справа снова послышались разъяренные крики преследователей, видимо, срезали проходными дворами, понятное дело — аборигены.

Была не была — Юрий Павлович нырнул в ближайший парадняк и, оказавшись на втором этаже, начал яростно выламывать железную стойку от перил. Ни фига, это вам не в хрущевке какой-нибудь, здесь все построено прочно, на совесть. Савельев уже решился в случае чего сигать в окошко, как неожиданно губы его сами собой расплылись в улыбке — лопатка. Ржавая, с расколовшимся черенком, откуда взялась она здесь? Хорошо бы, конечно, наточить ее с трех сторон до бритвенной остроты, гвоздочком укрепить поладнее, да ничего, и на том спасибо, потому как лопата — это вещь серьезная, подарок, можно сказать, судьбы. Алебарда, говорят, от нее произошла, да и сама она оружие мощное, по сути дела, универсальное. Хорошо наточенная лопата рубит конечности не хуже топора, легко вскрывает животы, а уж череп ей раскроить — пара пустяков, но все это, конечно, в умелых руках, привычка нужна.

Чего-чего, а навыков у Юрия Павловича хватало с избытком. Первый же нападающий ошалело уставился на свою изуродованную кисть и с животным ревом принялся подбирать отрубленные пальцы с грязных ступенек — бесполезно, милай, микрохирургия здесь тебе не поможет, ты сам-то смотри, кровушкой не изойди да в обморок не брякнись. А ты куда, дурашка? Савельев легко отбил лопатой нож и, раздробив атакующему переносицу, спихнул сразу же обмякшее тело ногой вниз — иди, родной, лечись. В считанные мгновенья он обиходил еще пяток нападавших, и на лестнице образовалось потерявшееся, исходившее кровью и животным ревом людское скопище — зрелище жалкое весьма.

Любоваться ничтожеством человеческим ликвидатор не стал, а кинулся наверх, к заветной двери на чердак. Потревожив мирно зимовавшую чету бомжей, он выбрался на скользкую от снега крышу. Дома раньше строили плотно — стена к стене. Без труда очутившись на соседней кровле, Юрий Павлович, заметив пожарную лестницу, улыбнулся: «ну вот и все», как любил говаривать полковник Исаев. Обжигая руки о железные прутья ступенек, он принялся спускаться, мягко спрыгнул на захрустевший под ногами ледок, и в это мгновение в глаза ему

ударил кинжальный луч фонаря, а по почкам — резиновая милицейская дубинка, называемая почему-то демократкой.

— Стоять! — Согнувшегося от боли Савельева грубо пихнули к стене, и, услышав начальственный рык: — Документы! — он понял, что пожаловала родная рабоче-крестьянская.

— Сейчас все будет… — Юрий Павлович перевел дыхание и, сделав вид, что полез за пазуху, пружинисто впечатал милицейскому ребро своей ладони чуть ниже уха.

Не успело тело того упасть на снег, как Савельев подшагнул к ударившему его по почкам сержанту. Стремительно проведя болевой на кисть, он принялся избивать обидчика его же собственной дубиной. Ломая кости лица и рук, весело шлепала демократка по человеческой плоти. Скоро мент, вытянувшись в кровавой луже, затих. Сплюнув, Юрий Павлович пнул его по последнему разу и, затерев на резиновом изделии свои пальчики, принялся уносить ноги.

Без малейших проблем заангажировал он «жигуленка» шестой разновидности, по пути приобрел здоровенный шоколадный торт и через полчаса предстал перед Катей счастливым как никогда — уж больно вечер выдался хорош.

Глава девятая

…Также говорят, что есть у арабов тайная секта Ал-Гурнак, и основал ее в веке семнадцатом некто Абд ал-Расул, который будто бы учился у псиллов — североафриканских негров, почитающихся лучшими из знатоков змеиных ядов. А кроме того, недавно открылось, что этот самый Абд ал-Расул был посвящен в таинства бога Сета и знал секрет приготовления страшной отравы из листьев персика.

Однако главное занятие в секте Ал-Гурнак — это дрессировка ядовитых гадов в тайные орудия убийства. Все окружено секретом, но удалось узнать, что, услышав шум падающего метеорита, посвященные члены секты не мешкая подбирают его. Этот самый аэролит кладут рядом с каким-то другим, неизвестным, камнем, который, по-видимому, испытывает губительную силу первого. Затем они оба размельчаются в порошок, приобретающий запах, не ощутимый для человека, но привлекающий змей, которые приползают со всех сторон и лежат, словно очарованные, около приманки. Члены секты хватают их за головы при помощи маленьких деревянных вил, сажают в горшки из обожженной глины и держат там для своих надобностей…

(Из фискального донесения)

— Медам, месье, минуту внимания. — Экскурсовод вытер белоснежным платком мокрые от пота усы и встал таким образом, чтобы на него падала тень от дворцового пилона. — Немного истории, господа. Еще начиная с эпохи Среднего Царства был установлен общегосударственный культ местного бога Фив Амона, которого отождествляли с богом солнца Ра под именем Амон-Ра.

«Ну и жара, черт ее побери». — Штабс-капитан Хованский тягуче сплюнул. Попав нацарапанному на стене фараону прямо в рожу, он почему-то обрадовался, а зануда экскурсовод все никак не мог уняться:

— Позднее, в эпоху Нового Царства, произошло слияние двух культов — бога солнца Ра, почитавшегося первоначально в городе Оне, и Гора, еще в древности считавшегося владыкой неба, а затем ставшего повелителем обоих горизонтов, то есть ахути. Что же получилось в результате, господа? Правильно, мадам, культ нового бога Ра — Горахути, суть Атона, установив веру в которого фараон Эхнатон подорвал жреческую власть и основательно пополнил свою казну за счет богатств, отобранных у храмов других богов. Впрочем, не будем повторяться, все это я уже имел честь рассказывать вам в Амарне, если помните.