Карабарчик. Детство Викеши

Глебов Николай Александрович

— Бакаш. Я бы ту страшную голову палкой стукнул!

— Айда-ка, подойди! Вот какой ветер изо рта дует, конь едва стоит, — заметил один из ребят.

— А я бы сзади подошёл да по затылку! — не сдавался Бакаш.

— Ишь ты, какой хитрый! — улыбнулся приезжий.

Вечером вернулся Темир. С ним было трое русских.

— Это плотники, отец, — сказал он Мундусу. — Поставят большую избу для Сарыкыс. Там она будет принимать больных. Потом баню построят и избу-читальню.

На помощь плотникам пришли все жители стойбища. От старших не отставали и ребята. В лесу застучали топоры.

С треском валились могучие лиственницы. Очистив деревья от сучьев, их волокли на лошадях в Мендур-Сокон.

Строительство амбулатории и избы-читальни подходило к концу. Пока плотники заканчивали потолок и крышу, Костя — так звали избача — занялся с ребятами уборкой помещения. В глубине маленькой сцены повесили портрет Ленина и украсили его молодыми ветками пихты.

В день открытия избы-читальни к мендур-соконцам приехал Прокопий с сыном. Кирик повел Яньку по стойбищу показывать новостройки.

Из тайги прибыли нарядно одетые пастухи и охотники. Мендур-соконцы тоже принарядились. Даже Бакаш выглядел франтом. Новая меховая шапка с кистью из кручёного шёлка закрывала его густо намасленные чёрные волосы. На ногах мальчика были мягкие, без каблуков, алтайские сапоги. Хотя шуба была не по росту и Бакаш часто наступал на её длинные полы и рукава, опускавшиеся до самой земли, зато это была праздничная шуба, которую он надел первый раз в жизни.

Торжество открыл Прокопий. Он рассказал о партии большевиков, которая принесла счастье народам, освободив их от кабалы купцов, помещиков и баев.

Потом на маленькую сцену вышел сказитель. Усевшись на узорчатую кошму, он провёл по струнам топшура и запел:

…Думы твои глубоки, Счастье наше — Ленин. Стремлений твоих высоких Народ не забудет, Ленин. Мудрость твоя нетленна, Народом любимый Ленин. Ты бедных из байского плена К жизни вывел, Ленин. Ты бить врагов научил Бесстрашно и смело, Ленин, Дорогу нам осветил К коммуне твой гений, Ленин.

Люди вскочили с мест, захлопали.

Молодёжь открыла танцы и игры. Фельдшерица с Костей плясали «казачка». Сестра Темира — черноглазая Танай — кружилась с молодым охотником Аматом. Ребята вместе с Кириком и Янькой играли у реки в лапту. Прокопий и старики сидели в аиле Темира, разговаривая о делах, пили крепкий чай с маслом и солью.

Над тайгой висело ласковое полуденное солнце и, бросая яркие лучи на деревья, как бы радовалось вместе с людьми новому, что принесла в Горный Алтай советская власть.

На следующий день Янька, взяв с Кирика обещание, что он вскоре приедет в Тюдралу, простился со своим другом.

В тот месяц в Мендур-Соконе произошло ещё одно важное событие. Как только плотники закончили баню и уехали домой, сноха слепого Барамая, Куйрук, вместе с Танай пошла в жарко натопленную баню и, вымывшись, бросила в предбаннике

платье вдовы, которое она не снимала с плеч несколько лет. Одевшись, как и все русские женщины, провожаемая любопытными взглядами соседок, она направилась к своему аилу.

— Куйрук нарушила закон наших предков, — говорили старухи.

— Злой дух Эрлик пошлёт на нас несчастье. Беда! — вздыхал Уктубай. Это был немолодой суеверный алтаец, служивший раньше пастухом у Яжная.

Но молодёжь прониклась уважением к смелой снохе Барамая и помогала ей в домашней работе.

Однажды, проходя мимо аила Бакаша, Кирик услышал лай собак и остановился. На возу, который тащила медленно шагающая по дороге лошадь, он увидел незнакомого мужчину. Тот заметил мальчика, помахал ему рукой и стал поторапливать лошадь. Когда воз поравнялся с Кириком, мальчик разглядел несколько ящиков, закрытых брезентом.

— Где найти Темира? — спросил приезжий.

Кирик ответил, что охотник сейчас в Тюдрале и вернётся только к вечеру.

— Ну хорошо, я подожду его около аила.

Темир в этот день вернулся поздно. Приезжий уже спал, и его решили не будить.

Рано утром, когда солнце ещё пряталось за горы, отец Темира разбудил приезжего:

— Айда чай пить! Темир скоро опять уедет.

Мужчина быстро соскочил с телеги и вошёл в аил.

Узнав, что гость работает в Усть-Кане продавцом и приехал на стойбище с товарами, Темир оказал Кирику, чтобы он оповестил жителей.

Мальчик позвал Бакаша, и они вдвоём быстро обежали аилы.

Первой пришла сноха Барамая — Куйрук. За плечами у неё висел мешок с овечьей шерстью. Сбросив его на землю, женщина показала рукой на иголки.

— Сколько тебе? — спросил продавец.

Куйрук взяла две иголки, пришпилила их к кофточке и, вытряхнув шерсть из мешка, направилась домой.

— Эй, постой! — крикнул продавец.

Куйрук остановилась.

— Зачем шерсть бросила?

— Как зачем? Ты мне две иголки дал, а я тебе — шерсть.

— Да разве можно так! — развёл продавец руками. — Разве две иголки мешок шерсти стоят?

— Купец Мишка Попов всегда так брал, а тебе мало? — женщина помрачнела.

Продавец улыбнулся.

— Сейчас подсчитаем, сколько стоит мешок шерсти. Дай-ка сюда.

Куйрук подала порожний мешок. Продавец сложил в него шерсть и, взвесив, стал щёлкать на счётах.

— За шерсть тебе полагается пять метров ситца, осьмушка чаю и три иголки. Будешь брать?

Куйрук недоверчиво посмотрела на продавца: «Смеётся, наверное». Но, увидев улыбающегося Темира, повеселела и, забрав покупки, быстро зашагала к аилу.

Торговля шла бойко. Народ прибывал. Мундус, Барамай и горбатый Кичиней купили табаку и соли. Бакаш принёс в шапке четыре яйца, которые он выпросил у матери, и получил взамен красивый рожок с красными и голубыми линиями. Сунув его в рот, Бакаш извлёк нежный звук. Глаза музыканта так и сияли от радости. Выбравшись из толпы, он важно зашагал к своему аилу, не переставая трубить, но вскоре вернулся и купил блестящий, из жести, пистолет и две коробки бумажных пистонов. Бережно взял свою покупку, взвёл курок и, вложив пистон, направил дуло пистолета в стоявшего рядом с ним Кичинея.