Караджале
Шрифт:
На родине Караджале вновь и вновь убеждается в правильности всего того, что он писал в своей статье, бухарестская политическая жизнь, вздорная полемика между политиканами, совершенно равнодушными к тому, что произошло в селах, — вое это похоже на «настоящий бедлам подсиживаний и византийских интриг».
Наступает июль, и Караджале спешит вернуться в Берлин. Он обещал семье веселые каникулы на каком-нибудь немецком курорте, в обществе семей Геря и Пауля Зарифопола. Но, приехав домой, он отменяет поездку на курорт. И мотивирует это неожиданным аргументом, не вяжущимся с его обычаями — оказывается, что и в Берлине царит этим летом райская прохлада, так что выезжать из города совершенно лишнее занятие.
Подлинной причиной было, конечно, его угнетенное состояние. Для него не существует сейчас
Но, оставшись наедине, Караджале пишет очередное письмо Паулю Зарифополу, и снова, уже в который раз, признается, что он все еще не в состоянии написать ни единой реплики, ни тем более сцены из новой комедии. Причина теперь иная, чем в предыдущие месяцы, потому что теперь Караджале все же работает. Но он в состоянии писать только то, что непосредственно связано с событиями кровавой весны.
После того как он откликнулся на них статьей, в которой была дана картина основных пороков и противоречий румынского общества, Караджале пытается выразить свое отношение к событиям и в художественной форме. Он избирает для этого форму басни. Она наиболее доступна для массового читателя. Кроме того, она лучше соответствует условиям, в которых приходится издавать теперь румынские газеты и литературные журналы.
С июля по ноябрь Караджале написал и опубликовал в румынских газетах пять басен, посвященных одной и той же теме. В первой из них, «Дуэль», показан контраст между двумя вступившими в борьбу силами: плугом и пушкой. «Наивный плуг» — безоружная, неорганизованная крестьянская масса, в то время, как на стороне бояр — войска и весь государственный аппарат принуждения. Это неравная дуэль. Трагический поединок.
В басне «Бедный Ион» показано, как долготерпеливый Ион теряет, наконец, терпение и восстает против своих угнетателей. В другой басне под названием «Основа» Караджале довольно прозрачно намекает на правящую династию, на Кароля I, захудалого немецкого принца, который стал самым богатым помещиком Румынии. Затем в басне «Утешение» Караджале высмеивает тех, кто, желая объяснить крестьянские бунты, не находят другой причины, кроме как «подстрекательство» со стороны мифических иностранных агентов. И наконец, в последней басне «Вол и теленок» Караджале высмеивает демагогические обещания, данные некоторыми политиканами крестьянам в то самое время, когда правительство все еще продолжает свои безжалостные репрессии. К тому времени в Румынии начался поход уже не только против «крестьянских бунтовщиков», но и против социалистов и организованных рабочих.
Первые басни Караджале были опубликованы без подписи, но автора не так уж трудно было узнать. Ясская газета «Опиния» перепечатала басни и одновременно назвала имя Караджале. Последнюю басню «Вол и теленок» журнал «Конворбирь критиче» опубликовал в том виде, в каком ее прислал автор: по рукописи было сделано клише, сохранившее для читателя красивый, каллиграфический почерк Караджале.
Но и сочинение басен не успокоило берлинского изгнанника. Все, что он пережил во время трагической весны, все, что он увидел и услышал в начале лета, когда ездил на родину, продолжало угнетать его и осенью. И когда редакция газеты «Ди цайт» обратилась к нему с просьбой продолжить сотрудничество, он охотно взялся за перо. Так появились в свет новые две статьи — продолжение той, которую он написал в апреле. В них он рассказывал европейскому читателю о том, что произошло в Румынии после подавления восстания, о смехотворном «делириум персекуционис» — мании преследования, охватившей румынскую олигархию после кровавых событий, причину которых она ищет в чем угодно и где Угодно, но только не в банкротстве своей собственной социально-экономической системы. Виноваты, оказывается, таинственные подстрекатели, прибывшие не то из Барселоны, не то
Потом он рассказал о привычных интригах, начавшихся в политических кругах Бухареста сразу же после катастрофы, о том, как все торопятся поскорее забыть о случившемся, как будто от весны прошло по меньшей мере сто лет. А между тем в народе уже зреют новые семена гнева. «Там, в глубине, целый народ, который лучше знает, что означает умирать, как скотина, чем жит, по-человечески, взывает: «Мы хотим уже не только земли!.. Мы хотим земли и человечности!»
В последующей статье, опубликованной в октябре, Караджале пытается указать выход из положения. Его рецепты представляются нам сегодня наивными. Караджале мастер обличения — он видит зло, но он не знает, как его исправить.
Однако он чувствует, что не может стоять в стороне. Он обязан что-то предпринять. Тем более что он верит в активность разумных и честных людей.
Убедившись, что три статьи, опубликованные в венской газете, дают материал для брошюры, он посылает их в Румынию своему старому другу доктору Урекиа. Он предлагает назвать брошюру: «1907 год. От весны до осени».По первоначальному замыслу, это лишь первая часть из большой серии. Он высказал все, что думает, и будет продолжать в том же духе, чего бы это ему ни стоило. Признаваясь со всей откровенностью, что он прожил свою жизнь в ожидании, что когда-нибудь его допустят к участию в общественных делах, но этого так и не случилось, он спрашивает друзей: разве он не вправе теперь, на склоне лет, высказать все свои мысли? Разве ему недозволено поведать людям, как он оценивал социальные и политические события на родине, как судил о румынском обществе, как человек, как историк, а не только «как простой комедиант»? И если невежественная чернь освистает его, то, может быть, среди честных и незаинтересованных людей ему больше повезет и он найдет там одобрение своим мнениям, что будет достойной наградой за всю испытанную им в жизни горечь.
По-видимому, это желание Караджале исполнялось. Брошюра «1907 год», вышедшая тиражом в три тысячи экземпляров, разошлась в кратчайший срок. Вскоре появилось новое издание, и тираж брошюры достиг десяти тысяч. Но, видимо, мало что изменилось в Румынии, по крайней мере в среде ее правящих классов. Те, кто всегда питал к Караджале недоброжелательные и презрительные чувства, встретили его брошюру молчанием. Караджале от этого страдал. Он ждал критики, протестов, громкой полемики. Но как можно повлиять на общественное мнение, когда тебя замалчивают?
Караджале страдал от необходимости жить далеко от родины, страдал от духовной отчужденности, на которую его приговорили враги, от непонимания, которым встречали его мысли даже некоторые представители молодой, только еще формирующейся интеллигенции.
В среде румынских студентов, учащихся в Германии и Будапеште, Караджале пользовался влиянием и почетом. Но в самой Румынии студенческая молодежь была заражена шовинизмом и антисемитизмом. Ясские студенты из общества «Униуня» («Союз») поставили одну из пьес Караджаде и пригласили автора на праздничный вечер. Это были студенты из породы «зеленых румын», которых Караджале высмеял в своих рассказах. К тому же они совершили накануне хулиганское нападение на редакцию ясской газеты «Опиния», издаваемой друзьями Караджале, и разгромили ее только лишь потому, что там работали и евреи. Как и все «интегральные националисты», эти студенты были против свободы печати для «инородцев» и людей, не соглашавшихся с их политическими мнениями. Вот как ответил Караджале на их приглашение:
«Мне, выходцу из народа, человеку без родового имени и имущества, без протекции, непозволительно было бы забыть хоть на одно мгновение, как бы мало ни значило мое реноме публициста, — что у меня не было в жизни никакого другого покровителя, кроме как свободы печати. И, сохраняя верность этому единственному доброму протектору, я не могу перейти в лагерь тех, кто считает возможным наносить ему удары».
И этот инцидент произошел в драматическом 1907 году.
IX. Последние шедевры