Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
Хозяйка Карагача выступила из-за спин, подбоченилась, слегка изогнувшись, и стало понятно, отчего скуповатый, расчетливый полковник потерял голову. Как и у всех красавиц, возраст растворялся в привлекательности: чуть раскосые по-восточному, однако голубые глаза, волнистые пепельные волосы наотлет, манящая улыбка в уголках губ, и еще что-то незримое, что так притягивает мужские взгляды. К тому же она знала себе цену и умела производить впечатление, не произнеся еще ни слова – вероятно, в этом и заключалось ее чародейство…
– У нас потерялась женщина, –
По-русски говорила с легким, даже приятным акцентом.
– Странное совпадение, – проговорил Стас. – А у нас мужчина, и тоже потерялся. Что бы это значило?
– Она здесь! – доложил один из свиты и достал оброненный за лесину накомарник.
Матерая взглянула мельком и вновь воззрилась на Рассохина.
– Отроковица не совсем здорова. Неадекватное поведение… Мы очень переживали… С ней все в порядке?
Говорила, а сама просвечивала взглядом, изучала и чего-то ждала – то ли признания, то ли хотела, чтоб он разговорился, дабы поймать его голос, как ловят причальный конец и потом подтягивают судно к берегу. Еще так делают цыганки: стоит с ними заговорить – и ты попал.
Рассохин это почувствовал и бросил односложно:
– С вашей пропажей все в порядке.
– Где она? Мы знаем, Зарница очень пуглива. У нее мания преследования, параноидальные идеи… Да, это шизофрения. Хотя в последние полгода ей стало лучше. Но временами на нее находит. Надеюсь, вы заметили отклонения? Например, сексуального характера?
Матерая точно хотела разговорить его, причем, слушая, Рассохин ловил себя на мысли, что эта обольстительная красавица, в общем-то, говорит правильные вещи и не так коварна и страшна, как ее намалевала блаженная.
– Да, заметил, – обронил он.
– Простите, она не предлагала вам… секс?
– Нет.
– Но наверное, говорила о пророчице? О том, что отправилась ее искать, чтобы получить некие истины?
– Да.
Свита расслабилась и по шажочку как-то незаметно рассредоточилась по островку – наверняка высматривали, где прячется блаженная. Матерая выбрала местечко и села на бревно, слегка вытянувшись.
– У нее навязчивый бред, – продолжала она плести липкую, как в бабье лето, паутину. – К сожалению, половина сестер общины приходят к нам в подобном состоянии. А бывает, еще и в худшем. Общество не желает с ними возиться. Отверженных прежде всего нужно выслушать, узнать, что они хотят. И тогда становится понятна природа их душевной неуравновешенности. Многие приходят в себя через пару месяцев. Зарница – случай сложный… Кстати, вас не удивило ее редкое имя?
Рассохин встал в глухую защиту, представляя, как насаживался на крючок словоохотливый и многоопытный опер Галицын – вряд ли выдержал минуту…
– Не удивило, – бросил он.
Его ответы будто бы не интересовали Матерую, либо она к ним была готова и без всякой реакции продолжала прясть словесную нить:
– Дважды была замужем. Детей нет, подруг нет, потому что они и увели обоих мужей… Человек остался один на белом
– Где Галицын? – негромко спросил Рассохин. – Или, по-вашему, Яросвет.
И в тот же миг узрел, как раскосые глаза женщины остановились. Но она настолько владела собой, что более ничем не выдала своей настороженности.
– На Гнилой Прорве, – не задумываясь, выдала Матерая то, чего он добивался от блаженной всю ночь. – У нас в общине. А вы Бурнашев?
Почему-то на Карагаче его все принимали за Бурнашева.
– Рассохин.
– Рассохин? Да-да, слышала. Вам должно быть сейчас больше пятидесяти? Ну, не скромничайте, вы мужчина, незачем скрывать возраст.
Полковник сдал его с потрохами, рассказал все, что знал о Стасе, и хорошо, что общались на чисто служебные темы…
– Нужно вернуть Галицына.
Она не услышала.
– Как вам удается сохранять молодость? Вы употребляете эликсир?
– Я спросил вас о Галицине, сударыня.
– Его никто насильно не удерживает. Но захочет ли он возвращаться?
– Я должен с ним поговорить.
Она отвечала мгновенно, не задумываясь, словно по заученной роли:
– Пожалуйста, можете поехать на Гнилую и встретиться.
– Зачем вы отняли телефон?
– Полковник бросил его в воду, чтобы порвать связь с миром. У нас никто не пользуется телефонами.
Надо было разрушать ее логику поведения, ломать домашние заготовки, а их у Матерой было полно – на все случаи жизни.
– За что распяли на жерди Скуратенко? – без всяких эмоций спросил Рассохин.
– Это мужчина, что был с Яросветом? – усмехнулась Матерая и поскрипела кожей, меняя положение. – Он пытался меня изнасиловать. Я неосмотрительно осталась с ним вдвоем… У меня есть свидетели, в том числе и наш Яросвет, который меня и спас от этого подонка. Как вы полагаете, насильник заслужил наказание? Или это слишком жестоко, и надо было отпустить с миром и в мир, с которым мы практически не контактируем? Он сам выбрал себе кару, согласился лучше на жердь, нежели в тюрьму. Потому, что уже бывал там и знает, что сотворяют с насильником. А у него сильное мужское начало. Сегодня мы заехали на Красную Прорву, чтобы освободить, но кто-то поспел раньше нас…
И многозначительно на него посмотрела, подчеркивая, что ей все известно.
Стас не сомневался, что жлобоватый моторист вполне мог покуситься на честь манящей красавицы, и одновременно не сомневался, что попытку насилия она спровоцировала сама, чтобы увезти с собой полковника.
– Чем же провинился Галицын? – спросил он, теряя наступательный пыл. – Коль готовите ему испытания?
Матерая неспешно поднялась, прогулялась по лесине, на которой сидела, словно по подиуму, и Рассохин узрел школу модельного мастерства.