Карамболь
Шрифт:
«Да, — подумала Морено. — Мне трудно понять, как тебе удалось еще раз выйти замуж».
Впрочем, возможно, она не видела Марианну Кодеска с ее лучшей стороны.
Полчаса спустя она встретилась с Юнгом у себя в рабочем кабинете.
— Лиз Вронгель, — сказал Юнг. — Putz weg. [29]
— Она тоже? — спросила Морено.
Юнг кивнул:
— Правда, двадцать лет назад. Она была замужем за Келлером год… десять месяцев, если придавать значение деталям… потом они развелись, и она переехала в Стамберг. Явно сбившаяся с пути бедняга. Участвовала в разных протестных движениях; была выдворена из Гринпис
29
Смылась (нем.).
Морено вздохнула.
— Очевидно, нет, — сказала она. — Пожалуй, нам следует начинать думать о праздновании Рождества и надеяться на то, что Рейнхарт что-нибудь привезет из Нью-Йорка.
— Ты считаешь это вероятным? — спросил Юнг.
— Честно говоря, не особенно, — ответила Морено.
— А как тебе показалась бывшая фру Клаусен?
Морено наскоро обдумала, как ей лучше сформулировать свое впечатление.
— Во всяком случае, другой тип, нежели бывшая фру Келлер, — сказала она. — Такой закамуфлированный фашизм буржуазного класса. Пожалуй, даже не очень закамуфлированный, если вдуматься. Но она ничего не могла сообщить, и у меня нет особого желания беседовать с ней еще раз.
— Rich bitch? [30]
— Приблизительно так.
Юнг посмотрел на часы.
— Ну, ладно, — сказал он. — Не можем ли мы позволить себе разойтись по домам? Маурейн начала поговаривать о том, что мне следует сменить работу. И я уже почти готов с ней согласиться.
— Кем же ты тогда станешь? — спросила Морено.
— Точно не знаю, — ответил Юнг, задумчиво потягивая нижнюю губу. — Билетер в кинотеатре звучит заманчиво.
— Билетер в кинотеатре?
30
Богатая стерва? (англ.)
— Да. Это тот, кто с фонариком в руках показывает людям дорогу и в перерывах продает сладости.
— Таких больше не существует, — заметила Морено.
— Жаль, — сказал Юнг.
В воскресенье утром комиссар Рейнхарт самостоятельно доехал до 44-й улицы Бруклина. Он опоздал ровно на полчаса; ночная смена уже убыла, но коричневый дом с номером 602 над входом, тем не менее, оставался под наблюдением. Блумгорд решил выделить дополнительную машину, помимо машины Рейнхарта, — учитывая то, как его европейский коллега знает город, пожалуй, имело смысл подстраховаться.
Рейнхарт припарковался между номерами 554 и 556, где обнаружилось местечко, забрался в стоявшую на другой стороне улицы машину — олдсмобиль метров тридцати длиной — и поздоровался.
Сержант Паваротти, маленький и худенький, сидел с несчастным видом. Рейнхарт поинтересовался, вызвано ли это его фамилией или какими-то иными обстоятельствами. Например, необходимостью сидеть целое воскресенье в Бруклине в старой машине.
— Много раз подумывал поменять, — объяснил Паваротти. — Иногда попадаю в ситуации, когда предпочел бы зваться Муссолини. Я пою хуже осла. Как там дела в Европе?
Рейнхарт объяснил, что все идет, как идет, и спросил, есть ли у Паваротти какие-нибудь интересы.
Оказалось, бейсбол и фильмы в жанре экшен.
— В здешних хибарах из окон не смотрят, — пояснил он. — Кроме того, одинокие мужчины вечно сидят в своих машинах, пройдись по улицам и сам увидишь.
Чуть позже Рейнхарт прогулялся вокруг довольно протяженного квартала и смог убедиться, что, действительно, так оно и есть. По обеим сторонам улицы стояли машины огромных размеров, и в каждой пятой или шестой сидел мужчина, жевал резинку или курил. Или копался в мешочке с чипсами. У большинства были надеты затемненные очки, хотя солнце казалось более отдаленным, чем Средние века. «Интересно, в чем тут дело?» — подумал Рейнхарт.
На улице к тому же было холодно, наверняка на несколько градусов ниже нуля, и тот же негостеприимный ветер, что дул с реки накануне.
Не понимаю здешнего общества, решил Рейнхарт. Чем, черт возьми, народ занимается? На какой такой лжи строится их жизнь, что мы до нее еще не додумались?
Он велел Паваротти поехать на часок попить кофе; Паваротти, похоже, засомневался, имеет ли он право подчиняться таким распоряжениям этого подозрительного комиссара, но под конец уехал.
Рейнхарт перебрался через низкую каменную ограду, окружавшую Сансет-парк, и сел на скамейку. Отсюда открывался такой же хороший вид на номер 602, как из машины, и Рейнхарт посчитал, что фру Понтшак едва ли сможет его узнать. Ему представлялось, что в вязаной шапочке, длинном шарфе и старой военной парке он выглядит как самый обычный бродяга, один из тех неприкаянных бедолаг, которым не хватило средств даже на покупку машины, чтобы сидеть в ней и дожидаться смерти.
Без десяти одиннадцать из дома вышла фру Понтшак. Паваротти еще не вернулся, хотя с его отъезда прошло уже больше часа. Рейнхарт быстро прикинул все «за» и «против» и решил последовать за ней.
Она пошла по 5-й авеню и свернула налево, слегка покачиваясь и немного прихрамывая. На мгновение он подумал, что она направляется в метро возле 45-й улицы… однако ему не пришлось решать, как в таком случае поступить, поскольку она зашла не в метро, а в мини-маркет на углу. Рейнхарт прошел мимо и встал на другой стороне улицы. Начал набивать трубку негнущимися, как сосульки, пальцами.
Через пять минут она вышла, неся в каждой руке по пластиковому пакету. Двинулась обратно по 5-й авеню тем же путем, что и пришла. Снова свернула на 44-ю улицу и минутой позже оказалась дома, в 602-м номере.
Рейнхарт сел в машину. «Ага, — подумал он. — Вероятно, кульминация дня. Mrs Ponczak goes shopping. [31] Звучит, как английская кухонная драма».
Как бы то ни было, прогноз оказался верным. Ни фру Понтшак, ни ее туповатый сынок и не подумали больше выходить на улицу этим морозным, ветреным декабрьским воскресеньем, да и зачем? Ведь у них есть, например, телевизор. Никакой господин Понтшак не показывался, и Рейнхарт предположил, что если таковой вообще существует, то, очевидно, лежит в расположенной с подветренной стороны — выходящей окнами во двор — комнате и читает газету или пытается проспаться после вчерашнего. Он и сам бы так поступил, будь он на месте господина Понтшака.
31
Миссис Понтшак идет за покупками (англ.).