Карамело
Шрифт:
7
La Capirucha [54]
– Мы почти приехали, – то и дело говорит он. Ya mero. Почти. Ya mero.
– Но мне нужно пописать, – говорит Лоло. – Сколько там осталось?
– Ya mero, ya mero.
Даже если ехать нам еще много часов.
Папа уже не обращает внимания на пейзажи и смотрит только на дорожные знаки, возвещающие о том, сколько километров нам осталось проехать. Так сколько же? Сколько? Он предвкушает то, как мы въедем в зеленые чугунные ворота дома на улице Судьбы, горячий ужин и постель. Сон, в который погрузится, когда дорога кончится и правая нога перестанет дрожать от напряжения.
54
Капируча,
Зеленая «импала», белый «кадиллак», красный универсал. Мы с трудом продвигаемся дальше, и каждая наша машина – изнутри и снаружи – отвратительнее другой: пыль, и трупики жуков, и блевотина. По мере того как мы приближаемся к цели, дорога становится все больше забитой автобусами и огромными грузовиками, сверкающими, словно рождественские елки. Никто даже не пытается никого обогнать. Километры, километры…
А затем вдруг, когда мы уже забыли про ya mero…
– !Ay, ay, ay, ay, ay! Наконец-то!
В машине тихо. Тихо на всем белом свете. А потом… Радость в груди, в самом сердце. Дорога уходит вниз, и перед нами, как всегда неожиданно, появляется огромный город. Вот он!
Мехико! La capital! El D.F. La capirucha [55] . Центр Вселенной! Долина – как большая нетронутая миска горячего супа из баранины. И смех в груди, когда машина устремляется вниз.
Смех словно серпантин. Словно парад. Люди на улицах кричат «ура!». Или мне это только кажется? Ура гигантскому билборду пива «Корона». Ура шоссе, переходящему в улицы и бульвары. Ура автобусам и такси Мехико, скользящим мимо нас, как дельфины. Ya mero, ya mero. Ярко освещенным магазинам с призывно распахнутыми дверьми. Ура сумеречному небу, наполняющемуся звездами, похожими на комочки серебристой бумаги. Ура приветствующим нас собакам на крышах. Ура запаху еды, приготовляемой на улицах. Ура району Индустриаль, ура Тепейаку, ура Ла Вилле. Ура открывающимся чугунным воротам дома под номером 12 по улице Судьбы, абракадабра.
55
Столица! Федеральный округ Ла Капируча
Пуп дома – Ужасная Бабуля – перекрещивает свою черную rebozo de bolita [56] на груди, словно soldadera [57] патронаш. Черный крестик на карте в конце пути.
8
Тарзан
Мы входим. Все вместе – от мала до велика – мы смахиваем на ксилофон. Рафа, Ито, Тикис, Тото, Мемо и Лала. Рафаэль, Рефухио, Густаво, Альберто, Лоренсо, Гильермо и Селая. Рафа, Ито, Тикис, Тото, Лоло, Мемо и Лала. Младшие не могут правильно произнести имена старших, и потому Рефухито стал Ито, а Густавито – Тикисом, Альберто – Тото, Лоренцо – Лоло, Гильермо – Мемо, и я, Селая – Лалой. Рафа, Ито, Тикис, Тото, Лоло, Мемо у [58] Лала. Когда Бабуля зовет нас, то называет t'u или, иногда, oy'es, t'u [59] .
56
Разновидность традиционной шали (rebozo) с узором из узелков
57
Солдатка
58
И
59
Ты… послушай, ты
Элвис, Аристотель и Байрон – дети Дядюшки Толстоморда и Тетушки Личи. Бабуля говорит Дядюшке Толстоморду: «Какая Лича отсталая, она называет бедных младенцев в честь тех людей, что упоминаются в ее гороскопах. Слава богу, Шекспир был мертворожденным. Интересно, каково бы ему было откликаться на Шекспира Рейеса? Какой несчастной оказалась бы его жизнь. Неужели твой отец потерял на войне три ребра ради того, чтобы его внука назвали Элвисом?.. Не притворяйся, что ничего не знаешь!.. Элвис Пресли – наш национальный
– Но наш Элвис родился семь лет тому назад, мама. Откуда Личе было знать, что он приедет в Мехико и брякнет такое?
– Разве ей не стоило подумать о будущем, а? А теперь посмотри, что получается. Вся республика бойкотирует эту свинью, а моего внука зовут Элвисом! Какое варварство!
Амор и Пас – дети Дядюшки Малыша и Тетушки Нинфы, их имена означают «любовь» и «мир», потому что: «Мы счастливы, что Бог даровал нам таких хорошеньких девочек». Но те на самом-то деле страшные злюки и показывают языки всякий раз, когда их отец говорит так.
Оказавшись в доме Дедули и Бабули, мы так смущаемся, что разговариваем лишь друг с другом и по-английски, что расценивается как невоспитанность. На следующий день мы огорчаем нашу кузину Антониету Арасели, не привыкшую к обществу детей. Мы разбиваем ее старые пластинки Кри-Кри*. Теряем фишки от игры «Турист». Переводим слишком много туалетной бумаги, а иногда слишком мало. Суем грязные пальцы в миску с бобами, замоченными для того, чтобы приготовить обед. Носимся вверх-вниз по лестнице и по двору, гоняемся друг за дружкой по комнатам, где живут Бабуля с Дедулей, Бледнолицая Тетушка и Антониета Арасели, и по комнатам, где живем мы.
Нам нравится, подобно слугам, бывать на крыше, и мы не задумываемся над тем, а что подумает о нас случайный прохожий. Когда никто не видит, пытаемся проскользнуть в спальню Дедули и Бабули, а это строго-настрого запрещено Ужасной Бабулей. Мы вытворяем все это и много чего еще. Антониета Арасели исправно докладывает обо всем Ужасной Бабуле, а та вдобавок к этому сама видит, что дети, воспитанные там, не способны ответить на заданный им взрослыми вопрос ?Mande usted? [60] «Что?» – спрашиваем мы на этом кошмарном языке, и Ужасная Бабуля слышит ?Guat? «Что?» – повторяем мы друг другу и ей. Ужасная Бабуля качает головой и бормочет: «Мои невестки положили начало поколению обезьян».
60
Что вы сказали? (мекс. исп.)
Mi gorda, моя Пышечка – так Бледнолицая Тетушка называет свою дочь Антониету Арасели. Это годилось, когда она была маленькой, но сейчас не годится, потому что Антониета Арасели худа, как щепка. !Mi gorda!
– Мама, умоляю! Перестань называть меня Пышечкой в присутствии посторонних.
Она имеет в виду нас. Антониета Арасели сочла этим летом, что стала взрослой, и целые дни проводит перед зеркалом, выщипывая брови и усики, но взрослой, конечно же, не стала. Она всего на два месяца моложе Рафы – ей тринадцать. Когда взрослых поблизости не наблюдается, мы начинаем доводить ее: !Mi gorda! !Mi gorda! до тех пор, пока она чем-нибудь в нас не запустит.
– Почему тебя назвали таким смешным именем, Антониета Арасели?
– Ничего смешного. Меня назвали в честь кубинской танцовщицы, она снимается в кино в прекрасных костюмах. И разве ты никогда не слышала о Марии Антониете Понс? Она такая знаменитая, и вообще. Невероятная блондинка и невероятно белая. Очень красивая, не то, что ты.
Ужасная Бабуля зовет Папу mijo. Mijo. Мой сын. Mijo, mijo. Она не называет mijo Дядюшку Толстоморда или Дядюшку Малыша, хотя они тоже ее сыновья. Их она удостаивает настоящими именами – Федерико, Армандо, – когда сердится, или же прозвищами, когда нет – Толстоморд, Малыш! «Это потому, что, когда я был маленьким, у меня было толстое лицо», поясняет Дядюшка Толстоморд. «Это потому, что я у нее младшенький», – говорит Дядюшка Малыш. Словно Ужасная Бабуля не замечает, что Дядюшка Толстоморд уже давно не толстый, а Дядюшка Малыш вовсе не малыш. «Не имеет значения, – утверждает она. Все мои сыновья – мои сыновья. Они остались точно такими, какими были в детстве. Я по-прежнему их люблю – столько, сколько надо, но не более того». Она использует испанское слово hijos, которое одновременно означает и «сыновья», и «дети». «А твоя дочь? – спрашиваю я. – С ней-то как обстоит дело?» Ужасная Бабуля смотри на меня как на камешек в туфле.