Карантин
Шрифт:
— Я туда не пойду, — отказался Перри.
— Что ты ломаешься, как девчонка!
Глаза Доуси расширились, а уголки рта скривились в слабой улыбке. Он указал на Дью пальцем.
— Нет. И не дави на меня.
После этого Перри повернулся и скрылся в темноте.
Филлипс не пошел за ним следом. Хотя у него еще было время. Но такой взгляд на лице футболиста ему уже доводилось видеть раньше — когда парень бросился прямо на него: с безумной улыбкой, голый и весь в крови, прыгая на одной ноге, с отрезанным членом в руке…
Да, сейчас лучше не вставать у него
Орбитал не мог понять. Он ведь уже дал девочке все необходимые и вполне конкретные указания.
ЧЕЛСИ, Я ЖЕ ЗАПРЕТИЛ ТЕБЕ РАЗГОВАРИВАТЬ С РАЗРУШИТЕЛЕМ.
Знаю.
Значит, она не забыла. Помнила о правилах, но все же не послушалась.
ЕСЛИ ТЫ ЗНАЛА, ЧТО ТАК ДЕЛАТЬ НЕЛЬЗЯ, ПОЧЕМУ ТЫ ВСЕ РАВНО ЭТО СДЕЛАЛА?
Не знаю.
Орбитал попытался обработать ответ. Но ничего не получилось.
ЧТО ЗНАЧИТ НЕ ЗНАЕШЬ?
Не знаю.
МЕНЯ НЕЛЬЗЯ ОСЛУШАТЬСЯ, ЧЕЛСИ. ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ РАЗГОВАРИВАТЬ С РАЗРУШИТЕЛЕМ, ТО ВСЕ ИСПОРТИШЬ. ТЫ НИКОГДА НЕ ДОЛЖНА СНОВА ВСТУПАТЬ С НИМ В КОНТАКТ.
Я уже говорила тебе, Чонси: ты больше не будешь мной командовать.
Орбитал почувствовал конец связи. Челси сама оборвала связь. Орбитал даже не знал, что такое возможно…
Нужно было произвести дополнительные изменения. Теперь придется отвлечь от основной задачи еще одну часть функций, чтобы гарантировать, что Челси больше не свяжется с разрушителем.
Она уже была намного сильнее, чем планировалось вначале, и, по мере ее развития, сила будет только расти.
Президент Соединенных Штатов Америки сидел в своем кресле в Овальном кабинете с бокалом виски «Макаллан» шестидесятилетней выдержки. Ванесса Колберн расположилась в кресле рядом со столом. По сведениям Мюррея, она вообще не пила спиртного. Кроме, разве что, крови ее жертв.
Виски было подарком от шотландского посла на День инаугурации. По слухам, одна бутылка стоит больше тридцати тысяч долларов. Да уж, «Чивас Регал» президенту США явно не подойдет. А здесь один только бокал стоит, наверное, больше, чем Мюррей Лонгуорт зарабатывал в неделю. В другой ситуации он бы с удовольствием дал Гутьерресу возможность насладиться изысканным вкусом виски, но сейчас просто не было времени.
— Господин президент, нам нужен ответ, — сказал Мюррей. — Доктор Монтойя хочет немедленно прооперировать Бернадетт Смит.
— Ну, и пусть оперирует, — сказала Ванесса. — Люди Огдена добыли вам живого носителя, которого вы так жаждали, но Доуси не захотел разговаривать с треугольниками. Весь план нам загубил…
Едва ли не в одном предложении она умудрилась упомянуть и о своей гениальной идее направить подразделение Огдена, и о провале команды Мюррея, упустившей шанс этим воспользоваться. Как же легко Ванесса Колберн могла заставить человека выглядеть идиотом!
— Монтойя еще успеет анатомировать чертов треугольник, прежде чем он разложится, —
— Проблема, мисс Колберн, состоит в том, что мы уже три месяца пытаемся захватить живую личинку. А теперь можем, наконец-то, добиться поставленной цели.
Колберн уставилась на него ледяным взглядом.
— Добиться цели? О чем, черт возьми, вы говорите, Мюррей? То есть мы должны дать несчастной умереть, чтобы заполучить эту вашу личинку?
— Этот выбор как раз сейчас и обсуждается.
— Такой выбор может стоять только перед упырем! — вырвалось у нее.
Она назвала его упырем? Забавно.
— Мы нуждаемся в информации. В войнах побеждает не оружие, а интеллект.
Она покачала головой.
— Это не война, Мюррей.
Он уже получил от нее все, что хотел. Колберн оказывала влияние на президента? Она тоже решала судьбы свободного мира?
— Не война? — усмехнулся Мюррей. — А как иначе назвать?
— Кризисная ситуация, — резко проговорила Ванесса. — Ни один здравомыслящий человек не назвал бы это войной.
— А что вы вообще знаете о ней? А? С вашим гребаным образованием Лиги Плюща? Может быть, расскажете мне, что такое война?
— Успокойтесь, Мюррей, — сказал Гутьеррес.
— Не думаю, что это легко сделать, господин президент, — раздраженно проговорил Мюррей. Он пытался остановить себя, но больше терпеть уже не мог. — Скажите, мисс Колберн, мудрая вы наша, отдаете ли вы себе отчет, каково это — когда в вас стреляют?
— Вообще-то, да, — насупилась она. — Мое образование тоже чего-то стоит. Оно далось мне непросто. Я честно его заработала. Выросла в бедной семье. Кругом были наркотики и преступность. Поэтому свою чашу я испила до дна. Мне приходилось видеть, как погибают друзья.
Мюррей рассмеялся.
— О, неужели? То есть вы хотите сказать, что раз выросли в неблагополучной среде, где многие недоедают, промышляют грабежом и живут на пособие, то понимаете, что такое война? Увидев, что кто-то умер, вы, наверное, бежали домой и включали MTV?
— Вы совсем не знаете меня, — сказала Ванесса. — Не знаете, в каких условиях я росла.
— Прекрасно, тогда просветите меня. Скольких вы лично прикончили?
Она промолчала.
— Ни одного? Ладно, проехали. А сколько раз у вас на руках умирал друг, который, истекая кровью, смотрел в глаза и молил, чтобы вы позаботились о его детях? Ни разу? Хорошо… Тогда вам, должно быть, приходилось вытирать с лица мозги вашего друга, не так ли? Сколько раз вам приходилось, затаив дыхание, истекая потом и боясь высунуть нос, прятаться в зарослях риса-сырца? Сколько раз приходилось стрелять в девчонок-подростков, потому что иначе они изрешетили бы вас из своих «калашей»? Давайте, поделитесь с нами бесценным опытом! Может быть, не стоит больше козырять условиями, в которых вы выросли?