Караоке для дамы с собачкой
Шрифт:
— Та-ак, — сказал Вешняков грозно, покусал нижнюю губу, глядя на меня с проницательностью, и перешел на гневное обличение. — Что ты мне голову морочишь? Скажи попросту, чего добиваешься? — Я закатила глаза, поражаясь чужому недоверию, а он продолжил:
— Думаешь, не вижу, что ты завелась? Девка послала тебе деньги, обратилась за помощью, и ты уже считаешь себя обязанной. А уж если ты чего-то решила… хотя сама говоришь, что все это подстава чистой воды. Вот я и спрашиваю, где логика, дорогая?
— Давай поищем
— Как ты мне надоела, — вздохнул Артем. — Лялин чего-то молчит, — продолжил жаловаться он. — Мог бы расстараться и помочь по старой памяти.
— Из Москвы пришел ответ на запрос?
— Ага. Только ничего интересного о жизни Луганской мы не узнали. Похоже, у нее и в Москве ни друзей, ни врагов.
— Не женщина, а загадка, — поддакнула я.
С Вешняковым мы вскоре простились, он отбыл к семье, а я к Сашке. Выждала время и позвонила Никитину. По тому, как он поздоровался со мной, стало ясно: Дед успел провести беседу, его выдвиженец был готов к сотрудничеству. Он так прямо и заявил, чем очень меня порадовал. Мы договорились встретиться на следующий день и простились почти дружески.
Я отправилась гулять с Сашкой, а вернувшись, обнаружила возле своего дома машину Деда. Завидев меня, он выбрался из машины.
— Ты чего здесь сидел? — удивилась я, отпирая дверь. — У тебя же ключи есть.
— Только что подъехал. Я ненадолго. Чаем напоишь?
Чаю мы попили, Сашка, который Деда почему-то побаивался, дипломатично удалился в гостиную. Дед отодвинул чашку, я вертела свою в руках и ожидала, что последует. Но ждала напрасно. Дед молчал, и конца и края этому не было.
— Что-нибудь случилось? — не выдержала я.
— Что? — поднял он голову. — А-а, нет, ничего. Просто ехал мимо, решил тебя проведать.
— Так мы сегодня виделись.
— Никитину звонила?
— Звонила. Он готов ответить на все мои вопросы.
— Только держи себя в рамках. Иногда ты ведешь себя так, что очень хочется придушить тебя.
— Я проявлю максимальное понимание. Ты ведь приехал не за тем, чтобы узнать, звонила я ему или нет?
— Да я и сам не знаю, зачем я приехал, — сказал он с горечью. — Скажи, почему так: я стараюсь, чтобы у нас все наладилось, а на деле все становится только хуже.
— Не преувеличивай.
— Ты отдаляешься от меня.
— Ерунда. Сам подумай, куда я от тебя денусь? Пробовала, не получается.
Он грустно улыбнулся и коснулся ладонью моей щеки. Теперь казалось странным, что этот жест не вызывал в моей душе никаких эмоций: когда-то все во мне пело от счастья от его прикосновений.
— Ты очень красивая, — сказал он. Дед всегда это говорил, когда сказать ему было нечего.
— Можно тебя спросить? — поразмышляв немного, сказала я.
— Конечно.
— У вас двадцать шестого ничего не затевается?
— Двадцать шестого? — поднял он брови. — А-а…
— Не уверена, — согласилась я. — Но спросила я не об этом.
— После разговора с тобой я проверил свой рабочий план.
— И что?
— Ничего. День как день. Обычные встречи.
— Тогда что тебя так тревожит?
Он отвел взгляд, вздохнул.
— Черт его знает. Боюсь, ты права, что-то затевается. И я даже предположить затрудняюсь, что. Знаешь, какая мысль меня поразила сегодня?
— Знаю.
Он вроде бы удивился:
— Знаешь?
— На самом деле догадаться нетрудно. Ты вдруг подумал, что положиться тебе, в сущности, не на кого.
— А на тебя?
Я засмеялась и даже покачала головой:
— Хоть тебя и посещают подобные мысли, но ни в чьем участии ты не нуждаешься.
— Ты не ответила на вопрос, — нахмурился он.
— Зачем? Ответ ты и так знаешь. Я хотела бы быть на твоей стороне, но это не всегда удается.
— Ты уже взрослая девочка, а все еще идеалистка.
— Не так давно ты назвал меня циником.
— Что ж, — вздохнул он, — будем считать, что поговорили. Держи меня в курсе дела. И очень прошу: не наломай дров.
Он запечатлел на моем лбу отеческий поцелуй и ушел. А я задумалась. Думать я предпочитаю лежа и вскоре перебралась в постель. Сашка устроился рядом, сопел, потом расчихался, а я таращилась в потолок и хмурилась.
С Никитиным мы встретились ближе к обеду. Я позвонила в десять утра, и он предложил приехать в салон-парикмахерскую на улице Луначарского. Я хотела было удивиться выбору места, но он торопливо пояснил:
— Там нам никто не помешает.
Салон выглядел респектабельно. Я оставила машину на стоянке по соседству. Там уже стоял «Мерседес», скорее всего, машина Никитина. Так и оказалось. Как только я вошла, навстречу мне выпорхнула девушка в голубенькой униформе и радостно прочирикала:
— Добрый день.
Не успела я ответить таким же нежным чириканьем, как вслед за ней появился молодой человек в костюме и, слегка подвинув девушку, предложил:
— Ольга Сергеевна, прошу вас сюда.
«Сюда» — это в кабинет прямо по коридору. На кожаном диване сидел Никитин и заметно нервничал. Кабинет по виду ничем не отличался от сотни подобных, на окнах жалюзи, на столе компьютер, низкий столик перед диваном был сервирован: кофейные чашки, печенье в вазочке, лимон, две рюмки и бутылка коньяка. То ли Никитин пытался придать нашей встрече задушевный характер, то ли наслушался глупостей, что я люблю выпить, а если выражать чужую мысль точнее, пью как лошадь. Коньяк я не люблю, и мне бы точно не пришло в голову пить его в такую пору, даже из желания угодить Никитину.