Караоке для дамы с собачкой
Шрифт:
Я повернула голову и увидела Тагаева, он стоял в дверях кухни, лицо, точно булыжник.
— Ты еще здесь? — удивилась я.
Он развернулся, пошел к холодильнику, достал початую бутылку водки, чудом оставшуюся после наших последних посиделок с Вешняковым, долго искал стакан, хлопнул дверцей шкафа, схватил чашку и налил водки. Руки у него дрожали, он запустил бутылку в стену, осколки полетели по всей кухне. Залпом выпил, жадно, точно воду. Меня при виде этого перекосило. Он бросил чашку в мойку.
— Сама напросилась, — сказал зло.
— Извини, —
— Куда ты? — рявкнул он, точно я собралась нарушить государственную границу.
— Надо убрать здесь, иначе собака порежет лапы.
Я открыла шкаф-купе, где у меня стоит пылесос. Тагаев подошел сзади. Он молчал, привалившись плечом к шкафу.
— Ты… — пробормотал он невнятно.
— Я помню: сама напросилась. А ты наглядно продемонстрировал, кто тут принимает решения, а кому следует помалкивать. Не зря мускулатуру накачивал. Может, и мне стоит железо потягать, потренируюсь как следует, глядишь, набью тебе морду.
Я вернулась в кухню, прислушиваясь к тому, что происходит в холле. Через минуту он заглянул в кухню, уже в ботинках и куртке.
— Твоего Лукьянова подставил Дед. Не одному мне он занозой в заднице. Будь осторожной, у тебя на хвосте очень шустрые ребята. — Повернулся и ушел. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. Я плюхнулась на стул, забыв про пылесос.
— Он врет, — сказала я громко, чтобы слышала моя собака. — Этого не может быть.
Допустим, Дед действительно не жалует Лукьянова, но если Тагаев сказал правду, тогда выходит, что Дед знал о готовящемся убийстве, а такого быть не может, раз он делал ставку на Никитина. Рассчитывал на то, что Лукьянова схватят во время покушения? Если так, то он здорово просчитался. Никитин мертв, а Лукьянов гуляет на свободе. Пока.
Сказал Тагаев правду или соврал со злости, желая лишить меня последних иллюзий, это еще предстоит выяснить. Кстати, иллюзий у меня кот наплакал. Полчаса назад накрылась очередная. В любом случае над его словами стоило поразмышлять. Если Тагаев не соврал, то убийство девушки и кровавые каракули на паркете становятся понятны. Дед рассчитывал, что я выйду на исполнителя раньше условленной даты, и не сомневался, что отправлю Лукьянова в тюрьму. Как известно, самый злейший враг мужчины — отвергнутые им женщины. Дед хорошо знает, как велико мое желание поквитаться. Но я его надежд не оправдала, слишком долго мы возились, и в результате Никитин погиб.
— Одни психи вокруг, — покачала я головой. — Как жить в этом мире приличной собаке?
В дверь позвонили. В первое мгновение в голову мне пришла нелепая мысль, что Тагаев вернулся. Но по здравому размышлению я решила, что это чересчур, однако дверь открывала с опаской. На пороге стоял мой друг Вешняков. И так препротивно улыбался, что становилось ясно: новости у него скверные, и он спешит поделиться ими.
— Я тут по соседству проезжал, не мог удержаться.
— Зря. Ехал бы себе мимо, — буркнула я, потому что в чем, в чем, а в мужском обществе в настоящий момент я нуждалась меньше всего.
— Ты чего
— Чего пристал? — вздохнула я. — Садись, сейчас кормить буду.
Вешняков устроился на своем любимом месте, с настороженным видом поглядывая на меня. Я все еще бродила в банном халате и, наклоняясь над столом, не учла, что передо мной великий сыщик, который все видит и подмечает. Синяки на груди он точно увидел, потому что его физиономия приобрела весьма гневное выражение, и он спросил сурово и непреклонно:
— Украшения откуда?
— От верблюда. Сиди и ешь молча.
— Ничего я есть не буду, пока не скажешь.
— Тогда сиди голодный.
— Можешь ты по-человечески сказать, что произошло? — рявкнул он так, что я от неожиданности подпрыгнула и некстати подумала, что добрый и плюшевый Вешняков вполне способен создать женщине определенные трудности, то есть говоря проще, не очень-то с таким забалуешь.
— Не ори, — скривилась я. — Есть вещи, о которых женщина предпочитает не распространяться, считай, что это как раз такой случай.
— Я ничего не понял, — поскучнел Артем. Было заметно, что он сказал правду, задумчиво покусал губы и потом вдруг спросил:
— Это что, Тагаев? Да я ему морду набью, сволочь бандитская.
— Вешняков, отвянь. И морду бить никому не надо. Это вообще не твое дело.
— Не мое… Что на него нашло?
— Выясняли отношения, — пожала я плечами.
— Выяснили?
— Вполне. Скажи лучше, с какими новостями ты явился пред мои светлые очи?
— С хреновыми, конечно.
— Так я и думала.
— Так где хороших взять… Слышь, Ольга, может того, врачу покажешься?
— Ты спятил, что ли? С синяками к врачу? — возмутилась я.
— Я б этого урода…
— Тему оставили. Еще раз вякнешь, и я тебя огрею чайником. Скажи лучше, кого господь прибрал?
Вешняков вздохнул, поскреб а затылке и сообщил:
— Лику нашли. В двух километрах от города. Лежит второй день в морге, неопознанная. Без документов была.
— Застрелили?
— Задушили, аккурат в тот день, когда вы виделись. Так что ни в какую Москву она не уехала, тут и лежала, неподалеку.
— Кому понадобилось ее убивать? — нахмурилась я.
— Ну… — пожал плечами Вешняков. — Ей кто-то звонил на мобильный. Так?
— Так.
— И не пришел в восторг, что она здесь и беседует с тобой.
— По-твоему, это был Филиппов?
— Возможно. И ему очень не хотелось, чтобы она рассказала нам что-то.
— Что, собственно, она могла рассказать? — усомнилась я. — Что Филиппов купил ей дом, в котором жила ее подруга? Вот уж криминал.
— Допустим, Филиппов не хотел, чтобы мы вышли на него.