Каратель
Шрифт:
Далеко впереди – красные светлячки габариток, почти рубиновые. Чуть елозят туда-сюда. Уже паркуются на выступе обрыва!
Где-то там же, только правее, невидимые в темноте ворота пансионата… И, надеюсь, кое-что еще.
К красным светлячкам прибавилось пятно желтого света – распахнулась дверца машины. И у второй. Поверх света скользнули черные силуэты. Открывались еще дверцы…
– Давай! – крикнул я, пытаясь перекричать рев, рвавшийся в окно.
Если дверцы открылись, они нас уже слышат. И чертова сука уже…
Налетел холодок,
– Давай же! – крикнул я.
Виктор врубил фары. Дорога перед нами вспыхнула светом. Из темноты вырвало две машины, три испуганно замерших человечка – далекие, от неожиданности приросшие к дверцам, как макаки к веткам.
Мы неслись на них, ревя и слепя. Чтобы они видели нас – все! И все ее слуги, и сама сука… и Катька, которая неслась с другой стороны.
Далеко вдали краснела кабина ее фуры, тускло отсвечивали отражатели фар, два кошачьих глаза.
Я подтянул козлорогого с сиденья на колени, нащупал предохранитель. На короткие очереди. Все правильно.
Ритм, который я почти перестал ощущать – настолько привык отбивать его про себя за последний час… Я снова вцепился в него, толкая перед собой.
И Виктор тоже. Я не мог чувствовать его, но я знал это – я почувствовал, как ее холодные касания замешкались, сбитые с толку, словно у нее двоилось в глазах, и она не могла понять, за чем гнаться, что хватать…
Тут же вернулась – и я встретил ее с радостью. Если вернулась – значит, только нас двоих она заметила! А Катька… Сейчас у нее перед глазами тоже наши слепящие фары – почти то же самое, что видят все остальные ее слуги, – и для нее Катька слилась с их сознаниями, затерялась за ними…
Я видел их силуэты у машин. Они все оцепенели. Или это она хотела, чтобы они не двигались? Чтобы не отвлекали…
Ледяные щупальца обрели силу, стали точнее… И все-таки слишком слабые. Слишком! Просто не верится, что всего три дня назад эта же тварь, с такого же расстояния, чуть не заставила меня застрелиться… Неужели занятия с Дианой так сильно…
Фура вильнула.
Виктор оскалился от натуги, будто фуру тащил вперед не мотор, а он сам. А его руки на руле вздрагивали, словно кто-то невидимый отдирал их от руля, дергал в сторону…
Эта сука уже различила нас. Разделила.
Мы ныряли из стороны в сторону, шли медленнее.
Дернулись, разгоняясь, и вдруг нырнули влево, почти слетев с дороги в лес. Виктор вывернул на середину – и снова свалился влево, еще сильнее. Кабину перекосило, левые колеса шли за обочиной, уходя все дальше в кювет…
Впереди, выскакивая под свет фар, прямо перед нами мельтешили кусты, молодые елки, стегали о бок кабины, с треском ломались, а дорога оставалась все правее, снова темная, вывернувшись из света фар, и «мерины» тоже растворились в темноте, съежились до прыгающих где-то далеко сбоку едва заметных пятен открытых дверей…
Я высунулся в окно с козлорогим, свесился наружу, чтобы упереть приклад в плечо,
Фура вздрогнула – мы пошли быстрее и вправо, тряхнуло, и мы выскочили обратно на дорогу.
Свет фар окатил два пурпурных «мерина» – уже совсем близко! – теперь там двигались, суетились, метались. Растревоженный муравейник.
Кто-то обратно в машины, кто-то за них – к самому краю обрыва, подальше от дороги. А кто-то бежал не в машины, а прочь, через дорогу, в темноту, где ворота пансионата… Два силуэта почти слились – один тащил другой, приобняв, а следом за ними еще один…
А кто-то – замер на дороге, расставив ноги. Готовясь стрелять.
И еще один, чуть дальше. Этот уже вскидывал руку с пистолетом – и тут его смело. Мелькнуло рыжее пятно встречной фуры, в темном стекле лицо Кати, но она уже мимо, правее…
Я едва успел нырнуть внутрь кабины – и удар! Прямо передо мной взрыв стеклянных осколков! Боковые зеркала – на нашей фуре и на Катькиной – снесли друг друга.
Виктор ударил по тормозам, меня швырнуло вперед.
Справа, впритирку, пронеслась фура Катьки. Краем глаза я видел, как она уносится дальше, туда, где мы уже проскочили…
За огромной кабиной ее фуры мелькнул черный «мерин» – легко, как кегля, подлетевший от удара, и второй, а фура все неслась вперед.
Катька слишком разогналась. Слишком спешила, чтобы успеть снести всех выбежавших на дорогу, слишком сильный вираж заложила для этого, и жалкие тридцать метров до обрыва, две легкие легковушки не могли остановить ее…
Вылетела за обрыв, и на миг показалось, что она так и полетит дальше – по воздуху, и два смятых, искореженных «мерина» вместе с ней. Но «мерины», кувыркаясь, падали вниз, и фура пошла вниз, вниз, вниз, все быстрее. Рухнула за край обрыва.
А мы ползли дальше по дороге, тормозя, но все никак не могли остановиться…
Над ухом застучал автомат.
Я обернулся, но застал лишь открытую дверцу. Фура еще ползла вперед, но Виктора на водительском месте уже не было.
Я нырнул по сиденью к его дверце, перебрасывая ноги через рычаги передач, а сверху грохнуло и рассыпалось огромное лобовое стекло, окатив меня мутными, колючими шариками.
Я добрался до раскрытой дверцы, увидел его – до него было уже шагов десять, а фура все медленно катилась вперед, утаскивая меня все дальше.
Упав на одно колено, вскинув автомат к плечу, Виктор замер, и выстрелы застучали один за другим, сливаясь. Трассеры протянулись от его автомата влево назад, куда-то в темноту, где на фоне светлеющего неба едва-едва угадывались арка ворот и крыша…
Оттуда снова полыхнула вспышка, и по кузову кабины звонко клацнула пуля – и тут же трассеры дрогнули и добрались до того места, где была вспышка. Не жалея патронов, Виктор накрыл стрелявшего.