Каратель
Шрифт:
Отзвук того, что чувствовала жаба, все еще бившаяся на полу предо мной.
Отражение того, как это чувствовала другая чертова сука.
Она проснулась. И ее пробуждение было ужасно. Не привычное ленивое выскальзывание из сна в проступающую реальность, а бокал кислоты в лицо. Ее слуги чувствовали ее желания, словно стали ее частью, а она чувствовала их – мысли, желания, ощущения…
И сквозь призму ее чувств, через ее ледяные нити, чувствовал я.
Потом стало легче. Жаба наконец-то затихла.
И тут же
Я почувствовал, как ледяной шип попытался воткнуться в меня, но я уклонился от ее касания, дал шипу соскользнуть. И ее касание совсем ушло. Лишь эхом я успел почувствовать, что она сосредоточилась на ком-то из своих – на ком-то, кто не противился ее влиянию, а жаждал его и сам помогал отыскивать в себе то, что нужно было ей. Он был уверен, что может ей помочь…
Я выскочил из комнаты в коридор – и прямо на меня распахнулась дверь.
Высокая блондинка, совершенно голая. Вторая жаба.
Ее взгляд ткнулся мне за плечо, на то, что осталось от ее подружки. Затем рванулся вверх, к моим глазам, и соскользнул ниже, к пистолету… или к тому, что она почувствовала внутри моей руки.
Я вскинул Курносого, чтобы влепить ей в голову пулю, но справа что-то двинулось. Из гостиной в конце коридора выскочил мужчина. Черные брюки, лиловая рубаха расстегнута на три пуговицы, распущенный пурпурный галстук, кое-как натянутый пиджак… а под ним кобура, рука жадно рвала бретельку застежки, добираясь до рукояти пистолета.
Я спустил курок, не поворачивая руку – после поворачиваться, сначала этой твари в голову, а потом уж… Я приказал пальцу вжать крючок, но кисть, предплечье, вся правая рука стали куском мягкого теста. Под тяжестью Курносого рука падала вниз, а пальцы отказывались сжиматься, и слабость накатывала на все тело.
Чертова сука! Все равно тебя это не спасет, тварь…
Подогнулись колени. Споткнулось сердце, задержав удар.
Но я устоял.
Я смог вскинуть руку. Пальцы почти не слушались, пластилиновые колбаски. Все-таки я вжал спусковой крючок.
Грохот выстрела слился с треском дерева. Дверь захлопнулась передо мной, вспучившись занозами там, где угодила пуля. Кажется, за дверью вскрикнули, но если ее и ранило, то не смертельно. Подпиленная пуля через дверь не так страшна. Особенно когда по ту сторону двери вовсе не беззащитная девушка…
Краем глаза я поймал другое движение – еще один вскинутый пистолет, только на этот раз целились в меня, из конца коридора.
Я шарахнулся к стене, падая на колени, забиваясь в угол между полом и стеной, – за миг до того, как по коридору прокатился грохот выстрела. Я уже вскидывал руку, чтобы выстрелить в ответ…
Но за его спиной был
Я метнулся к противоположной стене, вспышка выстрела подстегнула меня. Дверь вспучилась еще одной пробоиной.
И снова грохот, громче, двугорбый – и две вспышки, почти слившиеся в одну. Две пули ушли в пол, где я прижимался к стене миг назад.
У противоположной стены я задержался только для того, чтобы посильнее оттолкнуться и рвануться обратно к пробитой двери, перекатываясь на бок и разворачиваясь. Назад! Прочь!
Не вставая, на четвереньках я бросился к лестнице. Позади застучало из двух пистолетов. Даже спиной я чувствовал горячие нити, тянувшиеся ко мне, раскаленные кусочки, втыкавшиеся в пол позади, змейкой подбираясь ко мне, повторяя все мои движения, настигая, но я был уже у лестницы и рыбкой нырнул вниз.
Ссыпался по лестнице на локтях и коленках. После выстрелов в ушах гудело. Позади бухали, как сквозь вату, тяжелые шаги.
Они выбежали к лестнице, когда я был у двери. Пихнул тяжелую створку плечом и выскользнул в открывшуюся щель. За спиной одновременно грохнули два выстрела, над головой лопнуло и посыпалось стекло, но я уже бежал вдоль стены.
За угол – и прочь! В лабиринт кустов, альпийских горок и японских мостиков. Там им меня не поймать, не угнаться!
Я несся, едва касаясь земли. Разрывая поплотневший воздух руками, глотая его, как нежнейшее суфле, холодом обжигая горло, но остужая огонь в груди.
Я бы обогнал гончую сейчас. За углом дома, уже далеко позади, снова посыпалось стекло, грохнула створка двери – уже едва слышно, отдаленная от меня кустами, беседкой и шумом ветра в ушах. Они крупнее меня, сильнее, опытнее, но старше и тяжелее. Им меня не достать. Не догнать!
Оскалившись от натуги, еще сильнее разогнавшись, в один прыжок с рывком руками я взлетел на верхушку забора, перекинул тело на ту сторону, приземлился с кувырком и рванул дальше. Прочь, прочь, прочь…
Они меня потеряли.
Я это понял, когда ледяные нити, обвисшие было, вновь натянулись. Стали жалящими, как сеть из колючей проволоки, и пошли бреднем, процеживая…
Собирала ли она своих слуг? Натягивала ли она их поводки, чтобы скомандовать им всем сразу? Или искала меня среди них?
Я отрешился от кустов, что летели передо мной, от слепящего солнца, от неба, от горящих легких и от ударов земли в ноги. От мыслей, от желаний, от себя.
Сжался, забился внутрь – подводная лодка, ушедшая в глубину, пропуская над собой сеть тральщиков.
Только от ее ледяных щупальцев некуда было спрятаться. Они были всюду, липкие, занозистые…
Осторожно я попытался вывернуться, проскользнуть меж них, не потревожив. Но она почувствовала меня. Щупальца вздрогнули, зашевелились быстрее, стягиваясь ко мне, сжимаясь…