Каратель

Горшков Валерий Сергеевич

– Если все пройдет успешно и без осложнений, то – никогда, – не задумываясь ответил Ворон. – По крайней мере, по данному делу…

Маркелов хотел было сказать, что, если бы у него было две руки, то он бы самолично задушил этих ублюдков, но в этот момент в кармане Ворона раздался сигнал вызова. Ворон достал из своих лохмотьев компактную рацию.

– Что случилось? – спросил он коротко.

– Через минуту к вам присоединятся два землекопа с бутылкой. Идут прямо на вагончик, – Николай отчетливо слышал голос неизвестного. Судя по всему, он находился где-то неподалеку и контролировал обстановку на кладбище.

– Понял, – Ворон отключил связь, посмотрел на забеспокоившегося Маркелова и спокойно сказал: – Два могильщика идут сюда с целью вмазать пол-литра. Не станем им мешать. К тому же я не пью, – впервые с момента встречи с Вороном Маркелов заметил промелькнувшую в его голосе иронию.

Они поднялись с ящиков,

быстро вышли из вагончика и направились в сторону кладбищенских ворот. Маркелов шел первым. Когда он оглянулся, позади никого не было. Ворон словно растворился в воздухе. По спине Маркелова пробежал мороз, но затем он улыбнулся, тихо буркнул: «Это ж надо!» – и, уже не оборачиваясь и не глядя по сторонам, уверенным шагом направился к видневшемуся в отдалении, за лесом крестов и гранитных памятников, административному зданию Южного кладбища. Там находилась остановка рейсового автобуса. В больнице, куда он поехал сразу же после встречи с Вороном, его ожидало обнадеживающее известие – Татьяна чувствовала себя сегодня значительно лучше. Как это ни странно, но на Маркелова это сообщение повлияло вовсе не умиротворяюще. Предвкушавший скорую месть бывший «афганец» ощутил, как в его душе с новой силой вспыхнула злость. В глазах заплясали черные круги, и Николай на мгновение прикрыл вмиг отяжелевшие веки. Он снова увидел перед собой новенький, пахнущий оружейной смазкой автомат Калашникова, из горячего ствола которого тонкой нитью струились пороховые газы…

Феоктистов позвонил на следующее утро, ровно в одиннадцать часов.

– Николай Романович?! Приветствую, Феоктистов! Как у вас дела? Как себя чувствует супруга?

Маркелов мгновенно уловил сарказм в словах «бизнесмена». Он крепко сжал зубы, глубоко вздохнул и спокойно ответил:

– Спасибо, Владислав Арсеньевич, ей значительно лучше. Врачи говорят, что через недельку выпишут ее домой.

– Ну дай бог, дай бог, – с чувством произнес Феоктистов, вызвав у Маркелова острое отвращение. – А у меня тоже есть для вас новости. В субботу, часиков в двенадцать, за вами заедет машина. Мы все с нетерпением ждем встречи с вами и, естественно, горим желанием поскорее вкусить плоды нашего сотрудничества. – Феоктистов разразился уже знакомым Маркелову каркающим смехом. – Только не забудьте взять с собой печать фонда! А то придется ехать обратно, и культурная программа будет скомкана…

– А куда поедем, можно поинтересоваться? – равнодушно спросил Николай.

– Разумеется! – воскликнул Феоктистов. – Мы решили пригласить вас на дачу к одному из ваших будущих компаньонов, Кириллу Аркадьевичу. Это под Сестрорецком… Он бо-о-ольшой человек в компании «Фердинанд», самый большой после босса!

– А босс, надеюсь, тоже будет присутствовать? Я бы не отказался познакомиться с самим хозяином…

– Ну, это вряд ли, – приглушил голос Феоктистов. – Он слишком занятой человек, чтобы встречаться со всеми партнерами, даже с такими важными, как вы, Николай Романович! Вполне достаточно, если вы будете знать меня, Кирилла Аркадьевича и Валерия Даниловича. Наше дело – работать, а дело хозяина – направлять нашу работу в… правильное русло и получать с этого дивиденды. Естественно, не забывая и про нас! – Феоктистов снова гаденько рассмеялся. – Ну, так договорились, в субботу, в двенадцать ноль-ноль. Да, кстати! Чуть не забыл! Та «Вольво», что заедет за вами, – она ваша. Это, так сказать, небольшой подарок от компании «Фердинанд» в расчете на будущее тесное сотрудничество в большом бизнесе.

– Я не могу управлять автомобилем, Владислав Арсеньевич, – сухо произнес Маркелов. Его взгляд мельком скользнул по пустому рукаву пиджака, заправленному в карман.

– Ну, разумеется! Крутить баранку вашей замечательной машины будет шофер, мастер экстра-класса, бывший чемпион Союза по шоссейным автогонкам. И не беспокойтесь насчет оплаты. Этот парень состоит в штате нашей фирмы, так что ваши расходы ограничатся лишь бензином. У нас, плюс ко всему, имеется и свой автосервис. И, хоть машина, что называется, с иголочки, новенькая, но в случае каких-то неполадок – милости просим… Ну, как, Николай Романович, удивил я вас, а?

– Несомненно. Весьма благодарен вам за заботу о будущих компаньонах, – ледяным голосом ответил Маркелов.

– Тогда до субботы, – закончил Феоктистов.

– До субботы.

Маркелов повесил трубку, некоторое время не мигая смотрел прямо перед собой, а потом достал из нагрудного кармана пиджака авторучку-микрофон и принялся внимательно разглядывать это орудие шпионажа. Интересно, подумал он, сколько подобных штучек имеется в арсенале идейного киллера по прозвищу Ворон?..

Володю Дроздова сызмальства тянуло к металлу. В свинце ему нравилась увесистость, в алюминии – гибкость и легкость, в стали –

твердость, в меди и латуни – запах и цвет. Володя любил гвозди, шурупы, болты, всевозможные конструкторы; когда он чуть подрос, то полюбил инструменты, позволявшие делать из металла все, что душе угодно, приспосабливая его к любым человеческим нуждам. Поначалу Володя изготавливал наконечники стрел, пульки для стрельбы из рогатки, игрушечные автомобильчики, самопалы и прочую ерунду (правда, за самопалы вечно хмурый и крепко пьющий папаша мог и выпороть). К учебе Володя всегда испытывал отвращение, поэтому, с грехом пополам закончив восьмилетку, поступил в ПТУ, где был на хорошем счету: он показывал такие блестящие успехи по производственным дисциплинам, что твердую единицу по большинству общеобразовательных предметов руководство училища меняло ему на тройки. Зато на всех профессиональных конкурсах Володя неизменно брал первые призы. Кроме того, он был довольно покладистым подростком и почти не дрался, чем выгодно отличался от прочих воспитанников. Выпивки он чуждался, потому что имел перед собой печальный пример медленно, но верно загибавшегося от пьянства отца: тот и хотел бы бросить пить, но уже не мог. Драки Володе были чужды из-за его миролюбивого характера, однако для самообороны он всегда носил при себе изящную финку собственного изготовления – вещь крайне необходимую в спальных районах многомиллионного города. Если бы Володю вдруг вздумали забрать в милицию, то он без сожаления выкинул бы свое опасное изделие, поскольку знал, что легко изготовит такое же, а то и еще лучше.

Приближался выпуск, за которым маячили завод и рутинная работа слесаря-передовика, но в один прекрасный день у проходной училища к Володе подошли взрослые дяди и предложили поговорить, а заодно и распить бутылочку. Предложение было лестным, но еще почетнее было то, что дяди повели Володю не в какую-то там забегаловку-стекляшку, а в настоящий ресторан с меню, официантами и портьерами на окнах. Официанты так и гнулись перед новыми Володиными друзьями, а заодно и перед ним самим. Потом к столику подсели хорошенькие девчонки, смотревшие на Володю с явным интересом… В такой ситуации Володя только солидно кивал в ответ на все сомнительные предложения своих новых друзей. К концу застолья он почуял, что дело пахнет керосином, но отказаться уже не мог…

А вскоре, глухой ночью, он шутя расправился с замками на складе при каком-то НИИ (в те времена кооператоры часто хранили товар в подобных неприспособленных помещениях). Взрослые дяди быстро перекидали картонные коробки с неизвестным товаром в «рафик» и рванули как можно дальше от места преступления. Отъехав на некоторое расстояние, они высадили Володю на пустынном шоссе, сунув ему деньги на такси. Володя не хотел уже никаких денег – лишь бы новые друзья навсегда про него забыли, но через неделю его вновь встретили на проходной и вручили такую крупную, по его разумению, сумму в новенькой банковской упаковке, что он плюнул на все свои страхи и навсегда избрал для себя романтическую профессию взломщика. Дяди при встрече наказали ему вести себя неприметно, ничем не выделяться среди сверстников, деньгами не сорить, а также поскорее осваивать профессию электромонтера, поскольку многие весьма ценные вещи далеко не всегда хранятся в обычных сараях без сигнализации. Володя последовал мудрым советам новых друзей (особенно он преуспел в монтерском деле), а они подобрали еще несколько точек, где, как им казалось, плохо лежали ценности и деньги.

Дела группы шли какое-то время прекрасно, но тут дяди решили что-то взять сами, без Володи, где-то «запороли косяк», а дотошным операм удалось не только пришить им все их прежние дела, но и выйти на Володю (во всяком случае, дяди уверяли потом, что ни слова не сказали в течение всего следствия про своего юного подельника). Ввиду того, что причиненный группой ущерб уже достиг к тому времени «особо крупных размеров», суд не принял во внимание Володину юность и его производственные успехи – любитель металла получил пять лет и отсидел их от звонка до звонка, как и предусмотрено соответствующей статьей Уголовного кодекса.

Володя и на зоне не изменил своей любви к металлу, с удовольствием паял, слесарил и чинил проводку, за что подвергался постоянным насмешкам всей воровской масти. У него даже кличек было две: первая – Стахановец – за трудолюбие, а вторая – Соловей – за крайнюю молчаливость. Володя и в прежней жизни старался больше помалкивать, а на зоне окончательно убедился в том, что молчание – золото. Однако, помалкивая, он внимательно слушал все зэковские разговоры и пересуды. В результате на зоне он научился думать, размышлять – до этого за него думали его руки, а мозги пребывали как бы в анабиозе. Так что к моменту освобождения Володя уже неплохо разбирался в людях и в человеческих отношениях, с мелкотой не связывался, в авантюры не впутывался, ожидая предложений от серьезных людей, связи с которыми нащупал на зоне.