Кардиффская команда
Шрифт:
– Еще один споткнулся, когда мы украдкой поцеловались на лестнице.
– В Парк-Флорале есть женщина, которая до сих пор не может понять, почему Сэм пошел с Дэйзи в Femmes(40), а я отправился один в Hommes(41). А в Hommes был такой карапуз: уронил мороженое себе за пазуху, и к тому времени, как маман довела его до раковины, оно уже и в штанишках у него оказалось. Вот она точно не туда попала. Интересно, это его мужское достоинство, каким бы незначительным оно ни было, заставило ее привести его именно туда споласкивать и его самого, и комбинезон?
– Структурализм, вздохнула Дэйзи, структурализм.
13
Перед
Внешний вид ее теперь, когда она доведена до определенной высоты, уже можно оценить, ею можно восхититься. Первые противники ее умолкли, и одобрение инженеров и художников единодушно. Издали 300-метровая башня выглядит изящной, гибкой и легкой. Она вздымается к небесам изощренным кружевом тросов и в целом исполнена поэзии. Когда приближаешься, структура становится монументальной, а достигнув основания колосса, зритель в восхищении и раздумье не может оторвать глаз от этой громадной массы, собранной с математической точностью и представляющей собой одну из самых дерзких работ, когда-либо предпринятых искусными инженерами. Удивление это возрастает по мере того, как он восходит по лестнице башни. Еще не достигнув первого уровня, зритель минует леса железных опор, являющих взору фантастические переплетения; затем, поднимаясь все выше и выше, он поражен как невообразимой громадностью конструкции и ее очевидной легкостью, так и великолепием панорамы, которую она позволяет созерцать. Оставив в стороне несомненный интерес, вызываемый Эйфелевой башнею с точки зрения не только ее металлической конструкции, но и высоты, мы не можем долее отрицать, что эта гигантская работа соврешенно прекрасна.
В воскресенье, 31 марта 1889 года, спускаясь с башни после церемонии водружения флага на ее верхушку, мы имели удовольствие услышать, как один из выдающихся членов Академии Наук воскликнул, что этот железный момумент - определенно самое поразительное произведение нашего века. Для нашей эпохи, сказал он нам, она - то, чем Великие Пирамиды, олицетворявшие старания целого народа, были для древнего мира. Все достижения современного искусства вылились в ее создание.
Работа, слава исполнения которой будет принадлежать месье Эйфелю(42), конкретное выражение прикладной науки нашего времени.
VERBASCUM THAPSUS LINNAEUS
Марсово поле, бульвар со скамьями, клумбы - Кайюботта(43), небо Руссо, вместе с mongolfier(44) и хвостами пара.
– Вот так вот, сказал Уолт, стоя напротив Сэма так, что соприкасались только носки обуви. Видишь - дружеская дистанция, насколько тут можно приблизиться? Я наклоняюсь, Сэм наклоняется, не касаемся друг друга, пока не касаемся, колени как можно ближе, ткань брюк впереди, подбородок, нос. Кончики пальцев вместе.
Людей это сильно тревожит.
– А втроем можно? спросил Сайрил.
– Погоди. Надо заглядывать поглубже друг другу в глаза, типа о-о! а уже потом руками начинать шарить. Причем, это надо по-настоящему украдкой делать.
– Притворись, что ты не с нами, сказал Сэм. Посиди вон там на лавочке, подумай об алгебре или типа этого.
– Похоже, что вы друг друга на драку подначиваете.
– Это любовная разминка - в некотором роде, ответил Уолт.
15
Сэм заинтересованно наблюдал
– Он выходит, не успел шофер ему еще и дверцу открыть. Удар во имя демократии.
И галстука на нем тоже нет.
Сэм с Уолтом переглянулись. Марк пошел к двери.
– Всем привет, сказал Сайрил, выпутываясь из пиджака. У меня еще остались штаны Сэма, а может быть - Уолта, еще с деревни, поэтому нужна только футболка, и можно я буду босиком?
– Почему ты думаешь, что нужно спрашивать? ответил Уолт, заходя вслед за Сайрилом в спальню.
– Господи, сказал Сэм, босиком. Падение Бастилии. Женщины Парижа идут на Версаль.
– Тут понадобится горячий шоколад, что скажешь? спросил Марк Сэма. Ты знаешь, как греть молоко, медленно, чтобы не подгорело? Я собирался отвести всех нас в Musee de l'Homme(45), чтобы вы узнали, кто такой Лерой Гуран(46).
– Esquimaux(47), произнес Сэм, Les Combarelles, Les Eyzies de Tayac.
– Мы с Уолтом, сказал Сайрил, целовались в уголки рта.
– А теперь Сайрил с Сэмом, сказал Сэм, да еще и обнявшись. И Марк, у которого лосьон элегантный.
– И мы тоже, сказал Уолт, целовались то с одним, то с другим, по-дружески, поскольку они переодевались с нами вместе, революционной ноты ради.
– Никогда не следует упускать возможностей, сказал Марк, расставляя четыре кружки и сахарницу. Давайте все обнимемся, я с Сайрилом, Сайрил с Сэмом, Сэм со мной и так по кругу. Молоко! Как революционные чувства, так и приготовление шоколада - хитрая штука. Но прежде, чем этот раунд взаимопочитания перейдет на сосание пальцев на ногах, кусание за уши, вылизывание пупков и трение носами, давайте-ка сядем за наш шоколад и немного поучим этнографию.
– Пальцы на ногах сосать? спросил Сайрил.
– Давайте же займемся всем этим, когда вернемся, сказал Уолт. Я в буфете заметил ванильные бисквиты с кокосом.
ПОЛЕВАЯ ТРОПА: ОГРАДА С ЗЯБЛИКАМИ
Совы - ночные бабочки среди птиц.
Паутина и кролик Рембо. Божья коровка на листке боярышника. Перепуганная птица - полет стрелы из лука Эроса, и нет ли у Гераклита еще одной шутки: лук - это и жизнь, смерть: иногда лук - Эроса, а иногда Ареса? Эрос и кривая времени.
Вот мудрая сова, раскинув крылья, Слетела на Олимп с плеча Афины И увенчала эту крону древа.
Недостает ей грации лебяжьей, Однако ее быстрый желтый глаз Читает книгу тьмы, молчанье ночи.
Ницше: Чрезмерное - враг необходимого.
17
Уолт сидел у Марка на кухне, изучая cafe filtre(48), заглядевшись на крышку графина, прислушиваясь к каплям.
Жженый цикорий и жареные каштаны.
– В бистро что получше они появились уже много лет назад, сказал Марк, прежде, чем все изменилось, еще до меня и задолго до тебя.
Они встретились, как было условлено, в парке на пробежке. Луковая шелуха спортивных трусов Марка была прозрачна ровно настолько, чтобы просвечивали глубокий гульфик и овальная синяя торговая марка его суспензория. Босиком, волосатые пальцы на ногах. Так лучше для ног, сказал он. Уолт в джинсовых бриджах, белой майке-безрукавке, сандалетах и голубых гольфах, пришел посмотреть, но после того, как Марк сделал десять кругов по цветнику, весь лоснясь от пота, уговорить Уолта присоединиться не составило труда.