Кардинал Ришелье
Шрифт:
Все более пристальный интерес у придворных с некоторых пор вызывал и маркиз де Ла Вьевиль. Бывший капитан королевских мушкетеров, а затем главный сокольничий королевства, Ла Вьевиль сумел войти в доверие к Людовику XIII. Почувствовав появление нового фаворита, Силлери и Пюизье поспешили закрепить свои отношения с Ла Вьевилем и предложили ему пост сюринтенданта финансов, который в то время занимал граф де Шомберг. Сделка состоялась, и завязалась интрига по устранению ставшего ненужным Шомберга.
Ришелье наблюдал за ее развитием, не имея возможности вмешаться. Кардинал все еще не пользовался расположением короля, но был намерен растопить лед. Венецианский посол докладывал своему правительству: «Господин кардинал де Ришелье единственный, кто здесь противодействует министрам. Он прилагает все усилия для того, чтобы возвысить себя в глазах короля… внушая ему идею величия и славы короны». Тактика Ришелье включала замаскированную дискредитацию
Ришелье счел, что настал наконец и его час, но он ошибся. Достигнув вершин власти, Ла Вьевиль не спешил делиться ею с тем, кого в глубине души серьезно опасался. В представленном Ла Вьевилем королю списке нового Королевского совета имя кардинала Ришелье не значилось. Любопытно, что руководство внешней политикой Ла Вьевиль распределил между четырьмя (!) государственными секретарями. Мария Медичи, не обнаружив Ришелье в составе нового Королевского совета, в знак протеста отказалась в него войти.
С самого начала положение Ла Вьевиля оказалось весьма шатким, так как он восстановил против себя все партии. К тому же первый министр проявил себя столь же слабым администратором и посредственным политиком, как и его предшественники. Неуверенность и растерянность Ла Вьевиля росли с каждым днем. Он пасовал перед все более решительными нападками на него королевы-матери. В конце концов Ла Вьевиль сам приглашает Ришелье в Королевский совет, но на второстепенную, если не третьестепенную, роль государственного секретаря по дипломатической переписке. Этот пост не открывал Ришелье прямого выхода на короля, и он отклонил предложение, сославшись на слабое здоровье. Тогда озадаченный Ла Вьевиль предложил кардиналу на выбор мадридское или римское посольство. На этот раз возмутилась Мария Медичи, не желавшая отпускать от себя верного советника. Она настаивала на том, чтобы кардиналу Ришелье предоставили место, соответствующее его высокому сану. Однажды, прогуливаясь с Ла Вьевилем в Компьенском лесу, Мария Медичи вновь завела разговор на эту тему. «Мадам! — пророчески воскликнул первый министр. — Вы требуете от меня такого, что неминуемо приведет меня к краху, и я не уверен, что однажды Ваше Величество не раскается в том, что так опрометчиво выдвинули человека, которого сами недостаточно хорошо знали».
Не в силах сопротивляться оказываемому на него давлению Ла Вьевиль соглашается ввести Ришелье в Совет, но пытается смягчить неминуемый удар: кардиналу предоставляется совещательный голос.
Ришелье и на этот раз проявляет характер. Он излагает в письме к королю мотивы своего вынужденного отказа. Главный довод — двусмысленное положение, в которое его хотят поставить и которое помешало бы ему отдать все силы служению королю и его интересам. Логика Ришелье производит должное впечатление на Людовика XIII, который лично просит кардинала войти в Совет, обещая свою поддержку. Он предоставляет Ришелье решающий голос при обсуждении всех вопросов.
24 апреля 1624 г. кардинал Ришелье вошел в зал заседаний Королевского совета. Уже по первым его движениям, по тому, как он взглянул на присутствующих, включая Ла Вьевиля, все поняли, кто здесь отныне хозяин. С момента появления Ришелье в Совете несчастного Ла Вьевиля обуял страх, парализовавший энергию и волю. Он буквально цепенел под леденящим взглядом кардинала. Самое поразительное, что у Ришелье не было четко обозначенных функций в Совете. Но именно это неопределенное положение внушало Ла Вьевилю наибольшие опасения. «Его ум, —
Конечно, многое из обвинений можно было бы отнести не столько к Ла Вьевилю, сколько к его предшественникам. Но, как известно, мертвые сраму не имут, а за последствия их деяний часто отвечают преемники. Действительно, внутренняя обстановка во Франции была крайне неблагополучной; повсюду тлели очаги недовольства, грозившие в любой момент перерасти в пожар междоусобной войны. Серьезно был подорван и международный престиж Франции, отказавшейся от союза с германскими протестантскими княжествами из религиозно-идеологической солидарности с Габсбургами. Престиж Франции настолько упал, что французское посольство, отправленное Ла Вьевилем в германские княжества, не везде даже было принято. В беседе с послом де Мареско курфюрст Саксонии Иоганн Георг язвительно поинтересовался, правит ли еще во Франции король. А услышав утвердительно-удивленный ответ посла, добавил с откровенной иронией: «Странно… вот уже целых четыре года мы ничего о нем не слышим». Он явно намекал на то, что как внутренней, так и внешней политикой Франции на протяжении последних лет занимался кто угодно, только не король. Посол герцога Савойского в Париже признался как-то Ришелье: «Самая большая задача, которую мог бы решить Королевский совет, — это восстановить веру и твердость в выполнении обещаний, утраченные при Пюизье и Ла Вьевиле».
Провал посольства в Германии нанес последний удар престижу Ла Вьевиля. Первый министр, судя по воспоминаниям Ришелье, окончательно потерялся. Отчаявшийся Ла Вьевиль пытался найти поддержку у Ришелье, испрашивая его советов буквально во всем. В намерения кардинала менее всего входило спасение первого министра. Снизойдя на словах к его мольбам о помощи, Ришелье в действительности методично и целенаправленно рыл ему яму. Одновременно в сознание короля столь же методично внедрялась мысль, что только кардинал Ришелье способен спасти пошатнувшийся престиж французской короны, только он в состоянии поправить расстроившиеся государственные дела. Этим занимались сам Ришелье, его покровительница Мария Медичи, его верный соратник отец Жозеф и другие менее известные лица, сочувствовавшие кардиналу и видевшие в нем спасителя Франции.
Все чаще прибегал к советам Ришелье и Людовик XIII. С некоторых пор он стал приглашать его в свой кабинет, где они подолгу о чем-то беседовали. Не влиянием ли Ришелье объяснялся неожиданный отзыв из Рима Силлери, назначенного туда недавно послом? Король заменил его архиепископом Лионским де Маркемоном, о котором было известно, что он близок к Ришелье. Не успел новый посол прибыть на место, как получил королевскую инструкцию, явно составленную кардиналом Ришелье: «Смена министров мало что даст, если я не наведу такого порядка в моих делах, который послужит восстановлению былого блеска и мощи моего королевства… Я намерен взять под защиту старых союзников короны и объединиться с ними во благо христианства».
В специально подготовленной для короля записке Ришелье обосновал необходимость радикального изменения французской политики в Северной Италии, в частности в так называемом «деле Вальтелины».
Еще в июле 1620 года в Вальтелине — области Северной Ломбардии, расположенной между рекой Адда и озером Комо, — вспыхнула религиозная вражда между католиками и протестантами, в которую поспешили вмешаться австрийцы и испанцы. Географическое положение Вальтелины — на стыке Италии и габсбургской империи — предопределило ее участь: она была втянута в Тридцатилетнюю войну. Французская дипломатия при Пюизье и Ла Вьевиле полностью устранилась от участия в урегулировании конфликта в Вальтелине, отдав всю инициативу в руки Габсбургов. И без того прохладные отношения Франции с Венецией обострились. Ришелье считал необходимым положить конец непомерным претензиям Мадрида в этом районе. «Нельзя сомневаться в том, — писал он в записке королю, — что испанцы стремятся к мировому господству и что до настоящего времени они встретили только два препятствия: разобщенность их владений и нехватку людских ресурсов. Однако, предпринимая походы через Альпы, они преодолеют и то, и другое». Франция, полагал Ришелье, не должна допустить соединения испанских владений в Северной Италии с имперскими, а такая возможность существовала в случае захвата испанцами альпийских горных перевалов. Как видим, контуры будущей антигабсбургской политики Ришелье уже намечены.