Кардинал в серой шинели
Шрифт:
Высказываю эти сомнения епископу. Он только руками разводит.
— Мы не солдаты, сын мой… Как поступить в такой ситуации, не знаем. Но вызвать в королевстве междоусобную войну… счет жертв пойдет на тысячи!
— Понятно… стало быть, король от моего клинка отвертелся… Повезло ему, барану бестолковому! Но нам-то что делать?
Положение действительно аховое.
Открутить башку королю нельзя — гражданская война. И в итоге — герцог Ламар на троне. А я ему расчищу путь.
Сидеть и ждать у моря погоды? Видя на горизонте столбы дыма от разоряемых
Выступить навстречу армии ордена и дать им бой на перевалах?
В соотношении один к двенадцати? То-то нам опосля этого горцы спасибо скажут… И главное — ничего не изменим. Исход этого дела будет аналогичным — приветствуйте нового короля!
Прибыть в королевские полки и рассказать им… что? Правду? И кто за мной пойдет? Большая часть ополчения тотчас же рванет по домам — защищать свои деревни и города. И все будет так же, как и в уже рассмотренных вариантах.
Н-н-да… вилы…
Ни к какому решению мы так и не пришли.
Уже выходя из комнаты, Гройнен вдруг хлопает себя по лбу.
— Стар я стал…
Возвращается назад и снимает с полки цилиндрический кожаный футляр. Нечто типа чертежного тубуса.
— Держи, сын мой.
— Это что такое?
— Ну… я ведь обещал тебе записки моего предшественника? Вот они.
— Спасибо, ваше преосвященство. Будет чего перед сном почитать…
Саркастически ухмыляясь про себя, заворачиваю в графский кабинет. Расторопные слуги зажигают свечи, и тут становится светло — читать вполне можно. Только… до этого ли сейчас? Послезавтра уже приедет полковник Мааре, а я так и не знаю, что ему ответить. Бросаю футляр на стол. От удара отскакивает круглая крышка, и какие-то листки бумаги рассыпаются по его поверхности. Вот чертяка я неуклюжий! Нехорошо… собрать надо.
А это и не бумага вовсе — пергамент! Старые, должно быть, записи-то… И почерк красивый, надо думать, писец старался. Не сам же епископ каллиграфией занимался?
Подношу к глазам один из листков.
«…И пусть не укоряют меня потомки за то, что мы проявили разумную осторожность! Ибо превыше сил человеческих ожидать ежедневно тяжкой участи. Пусть не осудят нас за тот страх, который овладел многими достойными мужами из числа лиц, сопровождавших меня в этот трудный час…»
Надо же! Романы ужасов и тогда уже писать начали? Так прямо, с первой страницы — и сразу в лобешник! Чтоб жизнь медом не казалась…
— Ты замерз! Где же вы шастали? Все руки-ноги просто ледяные!
— Прости меня, моя прелесть, — сам виноват! Засиделся в кабинете, а про камин позабыл… Вот и продрог слегка…
— Иди ко мне, горе ты мое! Кто еще о вас, таких непутевых, позаботится? Не дам уж тебе замерзнуть окончательно, у меня теплое одеяло. Надеюсь, никто не станет будить нас с самым рассветом?
— Не станут… Я предупредил часовых…
Поутру, уже ближе к одиннадцати часам, снова захожу в кабинет. Тут уже находится Лексли, что-то подозрительно вынюхивающий в воздухе.
— Что такое?
— Горелым пахнет…
— А!
— Понятно… а я-то думал…
— Ладно, проехали! Скажи-ка мне вот что — где тут центральная площадь?
А вполне приличное место, оказывается! Надо же… Я-то по простоте душевной полагал, что уж раз какие-то встречи тайные назначать, то и место должно быть совсем уж скромным. Маленьким и еле заметным. А тут — вполне себе здоровенный кабак, и обслуживание на высоте.
Стоило мне только войти в зал, как откуда-то сбоку выскочила симпатичная молодка и низким грудным голосом осведомилась насчет моих пожеланий. Таковые, разумеется, имелись. Вот, например, пива мне местного хотелось. Закуски всякой…
Молодка кивает и провожает меня к столу. Вторым моим пожеланием было занять такой столик, чтобы он в углу стоял. Незачем, чтобы кто-то за спиной сидел. Не люблю я этого.
О чем небрежно ей и было поведано.
Девушка оказалась вполне сметливой, лишних вопросов не задавала, и требуемый столик отыскался достаточно быстро.
Покачивая крутыми бедрами, молодка удаляется от меня. Тут что, специально таких выбирают? Чтобы клиент еще и от этого млел? А сомлевшего и обсчитать проще… да что ж я все своими старыми мерками меряю? Вполне ведь может быть, что здешний хозяин являет собою образец честности и бескорыстия. Это трактирщик-то? Угу…
Пиво оказалось очень даже неплохим. У Вилема было похуже. Закуской тут служила маленькая копченая рыбешка, тоже вполне съедобная и вкусная. А что, хорошее место! Знал бы раньше — заглядывал бы чаще. Пиво пил, опять же — к народу ближе. На местных девушек поглядывал… Тут, окромя давешней молодки, и другие есть. Тоже вполне себе фигуристые и пышные. Скорее всего, хозяин здешний и этот аспект тоже учел. Интересное место выходит: ведь наверняка под этим предлогом здесь и уединиться можно, чтобы без посторонних глаз с кем-нибудь о чем-то потолковать. Надо будет кое-кого просветить насчет данного заведения, пусть посмотрят… тех же прислужниц порасспрашивают…
Поднимаю руку, и через несколько мгновений около меня появляется одна из девиц.
— Что угодно вашей милости?
Одет я не шибко роскошно, но достаток виден. Не купец — ибо с клинком на перевязи. И не солдат, так как покрой одежды не военный. Местный народ это просекает моментом. Стало быть, кто?
Скорее всего — дворянин. Наверняка приезжий — местных тут всех знают. Не дюже богатый, но с деньгой. Такому и польстить не грех, щедрее будет.
— Хорошо тут у вас…
— Стараемся, ваша милость!
— А позови-ка мне, милочка, хозяина…
— Сей момент, ваша милость, и оглянуться не успеете!
Ну, оглядеться по сторонам я все же успел. И не единожды. Но пока ничего интересного не увидел.
Вот и хозяин. Дородный и основательный мужик. Подходит неторопливо и с достоинством. Вежливый — подходя к столику, с уважением кланяется. Ну, как же — все-таки к дворянину подошел.
— Хорошо тут у тебя!
— Как же иначе, ваша милость? Почитай, третий десяток лет на этом месте! Вот и стараемся.