Кардонийская рулетка
Шрифт:
— Работаем быстро, — произнес Лайерак, внимательно оглядывая помощников. — За жертвами не гонимся, но чем больше, тем лучше. Главное — получить нужный результат и запоминающуюся картину. Все понятно?
— Да, — кивнули помощники.
— Уходим тройками. Группа Шо — на запад, вас ждет Джон в машине. А мы втроем — на площадь. — Фургон остановился. — Начинаем!
И Огнедел натянул на лицо респиратор.
Начинающаяся от площади Конфедерации улица Ашо Машеля была длиннющей, тянулась с востока на запад через весь Унигарт, рассекая город на две части, и считалась главной. Не на всем протяжении, конечно, считалась, а примерно на две трети, потому что после парка Западных скал, который улица также делила пополам, стоимость недвижимости от квартала к кварталу уменьшалась на четверть, а самый кончик Машеля даже днем не считался безопасным. Но это на диком западе, а вот у площади предприниматели буквально дрались за дома, особенно за первые этажи, где так удобно располагались лавки знаменитых ювелиров, парфюмеров и портных, дорогие магазины и не менее дорогие рестораны, бары, клубы, банки, представительства компаний и в том числе — офисы крупнейших газет. В центре города — в центре событий. Второй дом — «Кардонийская звезда», третий — «Герметиконский вестник», пятый — «Унигартские известия», седьмой — «Новость». Три
И тем привлек внимание Огнедела.
— Начинаем!
Переделанный помощниками фургон открывался теперь в три стороны, и разбившиеся на двойки террористы оказались повсюду сразу. И выстрелы из «Брандьеров» прозвучали залпом, мгновенно смешавшись с воплями, в которых читались удивление, страх, боль, ужас… А ночные сумерки, слегка подсвеченные уличными фонарями, украсились огненными всполохами. Разноцветными вспышками, поскольку стреляли террористы разными алхимическими смесями. Четверо помощников, прикрывающие вожаков вверх и вниз по улице, били по людям, по гулякам, что затянули празднование первого дня выставки и на свою беду оказались на Машеля. Поджигали оранжевые «спички», швыряли заряды в стены, фургоны и автомобили. Сеяли панику. А вот Шо и Отто использовали другие боеприпасы, маркированные голубым, их лобастые, похожие на гранаты снаряды легко пробивали толстые витринные стекла и лишь тогда взрывались, наполняя помещение страшной своей начинкой.
Печь. Вот что стал напоминать дом уже через несколько секунд. А первый этаж — распахнутую топку, в которой бесилось обретшее свободу пламя. Восемь гранат Огнедел расстрелял за шестнадцать секунд, Шо специально отстал и продолжил работать, пока Лайерак перезаряжал оружие.
— Отлично!
Трупы, аура страха, но главное — пожар. Величественный пожар, возникший за секунды, за мгновения.
— Огонь очистит, — прошептал Отто. — Огонь изменит…
«Герметиконский вестник» трещал сухим поленом. Добавлять первому этажу не имело смысла, а потому Лайерак и Шо расстреляли несколько верхних окон, и меньше чем через минуту пятиэтажный дом пылал до самой крыши. Пылал голубым алхимическим огнем.
А вокруг визжали оранжевые «спички».
— Какая красота! — Жар бил в лицо, но Отто не отступал, продолжал стоять в пяти шагах от погибающего здания и зачарованно улыбался, не в силах отвести взгляд отдела своих рук. — Совершенство…
— Уходим!
Свистки полицейских, пожарный колокол, вопли… Кто-то бежит прочь, кто-то помогает горящим людям. Паника. Попытки что-то сделать. Паника.
— Совершенство…
От оранжевого мутит. «Спички» ведь не только горят, они еще и воняют, перебивая запахом жареной плоти аромат зажигательной смеси. И еще они орут. Мутит… И Шо начинает разряжать «Брандьер» в окна соседнего дома. Просто для того, чтобы отвлечься от оранжевого.
Глава 10
в Унигарте начинаются переговоры, Хасина подбрасывает идею, Накордо ничего не видит, а Помпилио узнает важное
«Наше первое по-настоящему обстоятельное общение с Хасиной состоялось, когда я обратился к нему за профессиональной помощью, но такова, наверное, судьба всех медикусов. До этого мы были представлены, встречались в кают-компании, даже обедали за одним столом, обмениваясь ничего не значащими фразами, но и только. Альваро, так же, как все остальные офицеры „Амуша“, ко мне присматривался, терпеливо дожидаясь, когда судьба занесет меня в его паутину для детальной диагностики. И дождался, стервец инопланетный.
В своем первом воздушном, бою — не скрою, геройствовал в нем Энди — я получил ожоги рук и, как вы понимаете, не мог пройти мимо кабинета медикуса. Первый визит оказался скомканным: мы только что потеряли мессера, команда пребывала в угнетенном состоянии духа, и Альваро ограничился тем, что наложил мне мазь и повязку. Велел прийти завтра, и вот назавтра, чтоб меня в алкагест окунуло, я крепко облажался. Не знаю с чего, но я счел Хасину самым безобидным из офицеров: то ли яйцевидная башка его так подействовала, то ли уши, напоминающие крылья летучей мыши, то ли в целом… Но я позволил себе расслабиться. Я достаточно вальяжно поздоровался, чем вызвал удивленный взгляд медикуса, без спроса расположился в кресле для посетителей, а, когда Альваро отвернулся к шкафу с медикаментами, так же без спроса взял со стола маленький желтый леденец.
До сих пор не могу объяснить, почему я это сделал.
Я разгрыз леденец в тот самый миг, когда Хасина обернулся, держа в одной руке банку с мазью, а в другой — стерильный бинт.
Помню, я улыбнулся:
— Совсем неплохо. — Конфетка оказалась мятной, с легким привкусом каких-то трав.
Подозреваю, что вид у меня при этом был необычайно нахальный.
Однако Альваро отреагировал на мою наглость на удивление кротко. Суховато улыбнулся, положил мазь и бинт на стол, уселся напротив меня, посмотрел на часы и только затем вежливо заметил:
— Никто не берет с моего стола „конфетки“, месе карабудино.
Фраза прозвучала вполне естественно в данных обстоятельствах, а потому я позволил себе ироничный смешок:
— Извини.
Хасина вздохнул, словно выказывая легкое разочарование, выдал еще одну вежливую улыбку, поднялся, повернулся к запертому шкафу, что стоял прямо за его креслом, но замер, едва прикоснувшись к дверце. Выдержал пару секунд, вернулся в кресло и свел руки перед собой:
— Впрочем, раз уж ты ее съел, торопиться не будем. Подождем симптомов, месе карабудино, а пока займемся руками.
И открыл баночку.
В кабинете завоняло мазью, но слова медикуса не понравились мне куда больше неприятного амбре.
— Каких симптомов? — вопросил я.
— Вытяни вперед руки, месе карабудино. — Я подчинился, и Хасина разрезал старые повязки. — Болело сильно?
— Терпимо.
— Хорошо.
— Так что там насчет симптомов, чтоб меня в алкагест окунуло? О чем ты говорил?
— Я не сразу понял, что ты
— Мы говорили о симптомах, — напомнил я.
— Тот Мерса… Энди, кажется… Так вот, тот Мерса имел со мной разговор на открытой палубе, но, видимо, не передал его тебе, — невозмутимо продолжил медикус и с законной гордостью сообщил: — Видишь ли, месе карабудино, помимо того, что я лечу ваши прыщи, я занимаюсь серьезным делом — медициной и даже написал несколько книг.
— Рад за тебя, — не очень вежливо бросил я. — О каких симптомах ты говорил?
— У тебя руки дрожат.
— Слишком тугая повязка.
Хасина ослабил бинт.
— Так лучше?
— Да.
— Я автор монографии „Некоторые особенности минеральных ядов“ и брошюры для специалистов „Принципы целенаправленных отравлений в походных условиях“. За эти труды я удостоен звания доктора токсикологии Мерленсонского медицинского университета…
— Это был яд?!
Проклятая конфетка!!
— Гвини патэго, зачем ты такой громкий? — поморщился медикус.
— Яд?!!
— Какая теперь разница?
— Почему он лежал на столе?!
— Потому что никто не берет с моего стола „конфетки“, месе карабудино.
И вот на этот раз фраза прозвучала совсем не кротко. Я пропустил хлесткий, четко выверенный удар.
„Безобидный яйцеголовый?! Как бы не так!“
Внутри стало холодно-холодно, однако голова, как ни странно, работала:
— Мне нужен антидот.
— Давай дождемся симптомов, — мягко предложил Хасина.
— Альваро!
Медикус деловито посмотрел на часы и взялся за карандаш:
— Потоотделение? Сухость во рту?
— Да!
— А не должны были…
— Альваро!
Еще меня тошнило, а внутри, как я только что упомянул, было холодно-холодно. И кончики пальцев стали холодными как лед. А еще меня била дрожь.
— Сними штаны и вставь себе градусник.
— Мне нужен антидот!
Отчаянный вопль изрядно позабавил инопланетянина. Медикус откинулся на спинку кресла и нравоучительно произнес:
— Проблема в том, месе карабудино, что я не совсем хорошо помню, какой именно яд завалялся на моем столе, а неправильный антидот может тебя убить. Ты ощущаешь неприятную прохладу вот здесь, в животе?
Он приложил руку к своему пузу.
— Альваро!!!»
— Теперь — вертикально вниз, — распорядился Помпилио, удобнее устраиваясь в инвалидном кресле. Кофе, чашку с которым адиген держал в правой руке, давно остыл — все внимание дер Даген Тура было приковано к новинке. — Резко — аэропланы атакуют!
Пулеметчик послушно заработал ногами — управление хитроумным «гнездом» осуществлялось с помощью педалей — и быстро развернул «Гаттас» в указанном направлении. Тело стрелка притягивали к креслу широкие ремни, и это позволяло ему спокойно перемещаться следом. Теперь шесть стволов оружия смотрели, как того и требовал адиген, вертикально вниз, а пулеметчик то ли лежал, то ли висел сверху.
— Аэропланы с востока!
Движение ногами, лязг, скрип, и «Гаттас» развернулся.
— Достаточно. — Помпилио удивленно посмотрел на чашку, передал ее Валентину и резюмировал: — Я доволен.
Ушерцы неуверенно улыбнулись.
Три бригады из холдинга «Дагомаро» работали ночь напролет: разбирали старые пулеметные установки, готовили место — расширяли проемы, добавляли несущие конструкции, после чего крепили новые турели. Задач было много, так что успели ушерцы тютелька в тютельку — закончили в восемь двадцать четыре. А в восемь тридцать одну Валентин подкатил к «гнезду» кресло с Помпилио. За ними двигались Дорофеев — он бодрствовал уже четыре часа; зевающий Бедокур, который всю ночь командовал ушерцами; печально кашляющий Бабарский и остальные офицеры, пожелавшие осмотреть новую игрушку Помпилио.
— Вторая установка готова?
— Так точно.
— Базза, проверьте ее без меня.
— Да, мессер, — кивнул Дорофеев.
— Вам все еще не нравятся наши новые пулеметы?
— Много электричества и механики, — вздохнул капитан. — Чем сложнее устройство, тем проще ему сломаться.
— Зато «Гаттас» отдает много пуль.
— Пожалуй.
— Тем не менее мы говорим о новом оружии, — прошелестел Валентин.
— Все правильно! — среагировал адиген. — Базза, нужно провести тренировку для стрелков. Наши люди должны изучить «Гаттасы».
— Вряд ли нам позволят открыть огонь посреди сферопорта, мессер.
Помпилио удивленно поднял брови:
— Бабарский?
— Да, мессер, сомнительно, — пропищал суперкарго.
— Очень жаль, — разочарованно протянул дер Даген Тур. И оглядел стоящих позади Дорофеева офицеров так, словно только что их увидел: — А что вы тут делаете?..
— Тем более в таком виде, — усмехнулся Хасина.
— В каком еще виде? — склочно осведомился Бабарский.
Выглядел он как всегда: недорогой — но и не дешевка! — дорожный костюм помят ровно настолько, чтобы оставаться в рамках приличий, сорочка свежая, галстук-шнурок завязан модным верзийскими узлом, жилет щегольский, с вышивкой, желтые штиблеты в меру пыльные. А через плечо — вечная сумка со всякой всячиной.
— В хмуром виде, — уточнил медикус.
— Не важно.
— Важно, потому что ты портишь мне удовольствие от утреннего кофе.
Осмотрев новоприобретенное и новоустановленное оружие, все разбрелись по своим делам. Помпилио и Валентин вернулись в город, Дорофеев с Бедокуром отправились принимать вторую установку, а Хасина, Мерса и Квадрига решили выпить кофе на открытой палубе «Амуша» — ветра не было, а потому ничто не превращало приятную утреннюю свежесть в промозглую утреннюю прохладу, — и именно здесь их отыскал взъерошенный, недовольный, хмурый, мрачный, склочный…