Каре для саксофона
Шрифт:
— О, немой заговорил. Конечно, можешь! Калькулятор возьми, чувачок, бокалы считать, — громко рассмеялся Анатолий. — И это всё?! Не, он меня нищим хочет сделать! А джорджики где? Я что, на Ермолая похож? Лохов из нас делаешь? — прокрутил он массивный золотой перстень на мизинце.
И Сэм стал отсчитывать купюры, смотря в глаза одному из мужчин, пока не понял, что тот удовлетворён полученной суммой.
Они отправились в бар. Сэм рассчитывал сразу уйти, купив спиртное этим невежам. Знали бы они, с кем имеют дело. Ах, жаль нельзя будет разрядить обойму в их пьяные
— Как тебя? Сэм? — придвинувшись ближе, начал Сергей. — Ты и за здоровье моё не выпьешь? Интеллект мне поправил, значит. Я теперь бином Ньютона формулой записать не могу, «проблему Пуанкаре» с Гришкой Перельманом перетереть не получится, да что там — нобелевская накрылась твоими колёсами! А ты выпить за меня не хочешь!
Сэм впервые заинтересованно посмотрел на собеседника, решив не спорить.
— Вам виски содовой разбавить? Со льдом? — обратился к мужчинам бармен.
— Нет, ну это невозможно! Я про содовую слышать не могу. Какой лёд! Сейчас воды насыплет, я соки не пью! У нас хоть по тихой разбавляют, а здесь всё по чесноку, советуются, — улыбнулся Антон. — Я чистый продукт люблю. И бокалы какие-то маленькие…
Сделав два глотка, Сэм отвлёкся на входящего полицейского. В это время Сергей что-то подсыпал в его бокал. Удостоверившись, что всё в порядке, полисмен вышел. Мужчины опять стали пить виски.
Сэм почувствовал, что сильно опьянел, когда осушил бокал до дна. Он, было, направился к выходу, но ноги не слушались его.
— Куда подвезти? — подхватив его под руки, поинтересовался Сергей.
Сэм что-то промычал в ответ.
— Надо же, готов! Зачем пить, если не умеешь! — обращаясь к бармену и оставляя хорошие чаевые, сказал Антон. Тот покачал головой и услужливо улыбнулся.
Мужчины вывели Сэма на воздух.
— Звони Максу, пора!
Через пять минут огромный джип остановился перед тремя мужчинами.
— Макс, ты нашёл переноску?
— Вот! — показал Макс на носилки, ручки которых упирались в грудь Сэму, едва поместившемуся из-за них справа на заднем сидении.
— Эй, чудила! Тебе ничего поручить нельзя. Мы что, эту биту на себе понесём? Где только ты надыбал такие!
— Да санитар у больницы оставил… Я что, спрашивать буду? Ну и взял. Не было на колёсах. Не было… А что, и цвет подходящий, крови видно не будет, когда я этому баклану на клык навалю за Еву.
— Не пыли! Ладно, времени нет, твои подставы исправлять.
Через полтора часа у аэропорта Ниццы остановился черный джип. Из него вышли трое мужчин, погрузив на носилки четвёртого с перевязанной головой, в яркой летней рубашке с петухами и голубых шортах, поставили на его живот шлёпанцы и направились в здание аэропорта. Двое держали носилки, а третий, с небольшой сумкой и пакетом, периодически укладывал четвёртого, который пытался встать, со словами «Сёма, так надо. Полечишься, протрезвеешь, понты поправишь».
— Буркалыч, так мы тебе ксиву психотерапевта нарисуем.
— Зря ты так, Сергей. У него последние минуты курортные…
— О, смотри, дед в коляске сидит! Антон, сливай пассажира! Нам
— Месье, не откажите! — подняв ничего не понимающего старика на руках и усадив в кресло зала ожидания, обратился к нему по-французки Сергей. — Как-нибудь верну! Друг травму получил, с яхты прыгал, о якорёк ударился. Тяжёлый, гад!
Антон, быстро взяв инвалидную коляску, с помощью Буркалыча стал усаживать в неё Сёму.
— Месье, сувенир из России! — сказал уже улыбающемуся старику Сергей, прицепив на его грудь значок, на котором на фоне решётки была надпись «Век воли не видать!» — От себя отрываю, кореша подарили, — добавил он, похлопав деда по плечу.
Объявили посадку на рейс «Ницца-Москва». Странная компания встала в очередь на регистрацию. Вдруг Сёма, слегка оклемавшись, завопил на чистом французском «Кто я? Где я?!» и, открыв пакет, который сунул ему Буркалыч, стал доставать оттуда матрёшек, значки с видами России и со словами «Месье, мадам! Я вас люблю!» совать пассажирам. Антон хотел забрать у него пакет, но не успел, его содержимое уже полетело вверх, осыпая людей вокруг, вызывая у одних недоумение, а у других смех. Одна увесистая матрёшка попала в голову солидной даме.
— Вот такие алкаши и позорят Россию! — сказала та обидчиво, вернув сувенир Антону.
— Мадам, извините! Этот добрейший паренёк резвился в море и стукнулся «репой», ой, простите, головой о пирс! Где ваше сострадание?! Его вылечат. У него дома много друзей. Оставьте телефончик и, уверяю вас, не пожалеете, — заговорщически проговорил Сергей.
Дама гордо отвернулась.
Проходя паспортный контроль, Буркалыч с Сёмой были задержаны пограничниками.
— В состоянии алкогольного опьянения нельзя! — сказал работник аэропорта.
— Что вы, разве можно? — возмутился Буркалыч, протягивая пачку евро, завернутую в справку из госпиталя Монако о нарушениях опорно-двигательного аппарата.
— Только что сделали перевязку с дезинфекцией перед полетом, — обдав весь пост сильным запахом виски, объяснил Антон.
— Обратите внимание! У них визы сегодня заканчиваются, — на чистом французском обратился к пограничникам Сергей, стоя в некотором отдалении.
«Обнаглели эти русские, считают, что за деньги все можно купить», — ловко пряча банкноты в нагрудном потайном кармане, при этом, отключая замок турникета и пропуская необычных туристов, думал пограничник.
— Ну, что, лягушатник хренов, поехали! — процедил Буркалыч. — Друг мой, бедолага! — повернувшись к пограничникам, с теплотой в голосе добавил он.
А вдогонку им неслось: «Сёма! Франция помнит тебя!».
В самолёте странные пассажиры вели себя тихо. Только один из них всё время что-то лепетал по-французски.
В Шереметьево пассажиров приняли заботливые руки таможенников и пограничников.
— Хренозадов Семён Ермолаевич! — едва сдерживаясь от смеха, проговорил русский пограничник. — Как он с такой фамилией? — спросил мужчина, посмотрев на невменяемого Сёму.