Каре для саксофона
Шрифт:
Сделав два глотка, Сэм отвлёкся на входящего полицейского. В это время Сергей что-то подсыпал в его бокал. Удостоверившись, что всё в порядке, полисмен вышел. Мужчины опять стали пить виски.
Сэм почувствовал, что сильно опьянел, когда осушил бокал до дна. Он, было, направился к выходу, но ноги не слушались его.
– Куда подвезти?
– подхватив его под руки, поинтересовался Сергей.
Сэм что-то промычал в ответ.
– Надо же, готов! Зачем пить, если не умеешь!
– обращаясь к бармену и оставляя хорошие чаевые, сказал Антон. Тот покачал головой
Мужчины вывели Сэма на воздух.
– Звони Максу, пора!
Через пять минут огромный джип остановился перед тремя мужчинами.
– Макс, ты нашёл переноску?
– Вот!
– показал Макс на носилки, ручки которых упирались в грудь Сэму, едва поместившемуся из-за них справа на заднем сидении.
– Эй, чудила! Тебе ничего поручить нельзя. Мы что, эту биту на себе понесём? Где только ты надыбал такие!
– Да санитар у больницы оставил... Я что, спрашивать буду? Ну и взял. Не было на колёсах. Не было... А что, и цвет подходящий, крови видно не будет, когда я этому баклану на клык навалю за Еву.
– Не пыли! Ладно, времени нет, твои подставы исправлять.
Через полтора часа у аэропорта Ниццы остановился черный джип. Из него вышли трое мужчин, погрузив на носилки четвёртого с перевязанной головой, в яркой летней рубашке с петухами и голубых шортах, поставили на его живот шлёпанцы и направились в здание аэропорта. Двое держали носилки, а третий, с небольшой сумкой и пакетом, периодически укладывал четвёртого, который пытался встать, со словами "Сёма, так надо. Полечишься, протрезвеешь, понты поправишь".
– Буркалыч, так мы тебе ксиву психотерапевта нарисуем.
– Зря ты так, Сергей. У него последние минуты курортные...
– О, смотри, дед в коляске сидит! Антон, сливай пассажира! Нам трудодни ни к чему, - сказал Сергей, и оба, бросив носилки так, что больного слегка подкинуло вверх, направились к старику.
– Месье, не откажите!
– подняв ничего не понимающего старика на руках и усадив в кресло зала ожидания, обратился к нему по-французки Сергей.
– Как-нибудь верну! Друг травму получил, с яхты прыгал, о якорёк ударился. Тяжёлый, гад!
Антон, быстро взяв инвалидную коляску, с помощью Буркалыча стал усаживать в неё Сёму.
– Месье, сувенир из России!
– сказал уже улыбающемуся старику Сергей, прицепив на его грудь значок, на котором на фоне решётки была надпись "Век воли не видать!" - От себя отрываю, кореша подарили, - добавил он, похлопав деда по плечу.
Объявили посадку на рейс "Ницца-Москва". Странная компания встала в очередь на регистрацию. Вдруг Сёма, слегка оклемавшись, завопил на чистом французском "Кто я? Где я?!" и, открыв пакет, который сунул ему Буркалыч, стал доставать оттуда матрёшек, значки с видами России и со словами "Месье, мадам! Я вас люблю!" совать пассажирам. Антон хотел забрать у него пакет, но не успел, его содержимое уже полетело вверх, осыпая людей вокруг, вызывая у одних недоумение, а у других смех. Одна увесистая матрёшка попала в голову солидной даме.
– Вот такие алкаши и позорят Россию!
– сказала та обидчиво, вернув сувенир Антону.
–
Дама гордо отвернулась.
Проходя паспортный контроль, Буркалыч с Сёмой были задержаны пограничниками.
– В состоянии алкогольного опьянения нельзя!
– сказал работник аэропорта.
– Что вы, разве можно?
– возмутился Буркалыч, протягивая пачку евро, завернутую в справку из госпиталя Монако о нарушениях опорно-двигательного аппарата.
– Только что сделали перевязку с дезинфекцией перед полетом, - обдав весь пост сильным запахом виски, объяснил Антон.
– Обратите внимание! У них визы сегодня заканчиваются, - на чистом французском обратился к пограничникам Сергей, стоя в некотором отдалении.
"Обнаглели эти русские, считают, что за деньги все можно купить", - ловко пряча банкноты в нагрудном потайном кармане, при этом, отключая замок турникета и пропуская необычных туристов, думал пограничник.
– Ну, что, лягушатник хренов, поехали!
– процедил Буркалыч.
– Друг мой, бедолага!
– повернувшись к пограничникам, с теплотой в голосе добавил он.
А вдогонку им неслось: "Сёма! Франция помнит тебя!".
В самолёте странные пассажиры вели себя тихо. Только один из них всё время что-то лепетал по-французски.
В Шереметьево пассажиров приняли заботливые руки таможенников и пограничников.
– Хренозадов Семён Ермолаевич!
– едва сдерживаясь от смеха, проговорил русский пограничник.
– Как он с такой фамилией?
– спросил мужчина, посмотрев на невменяемого Сёму.
– Через неё и страдает,- показав на перевязанную голову, ответил Буркалыч.
– А по матери ещё хуже.
– Мы с вами, оказывается, счастливые люди!
В зале ожидания парочку встретили трое крепких ребят.
– Этого отвезите, вон, в Долгопрудный, благо здесь рядом. У воды бросьте, пусть думает, что море...- засмеявшись, распорядился Буркалыч и растворился за раздвижными дверями аэропорта.
"Счстье - это когда тебе... наливают"
Россия встретила Сёму ночной прохладой и грубостью сопровождающих. "Опять эти невежи...", - медленно проползла как змея неясная мысль, и в голове вновь воцарился хаос.
Он не помнил, сколько времени спал, но стало как-то зябко, и подушка казалась очень жесткой, как, собственно, и матрац. Сэм открыл глаза. Под ним была скамейка, а вместо подголовника нащупал рукой бутылку из-под водки. Первой, кого он увидел, была старая женщина, почему-то в заношенной зимней куртке и серой шерстяной бандане на голове, сидевшая у изголовья.
– Где я?
– приподнявшись на руках, заплетающимся языком, по-французски спросил Сэм.
– Вот и проснулся, милый человек, вам бутылочка не нужна?
– косясь на "подушку", вкрадчиво спросила женщина по-русски.