Карьера Никодима Дызмы
Шрифт:
Дызма вынул часы.
— Половина восьмого.
— Как? Уже? Мне надо скорей в павильон, а то мне не дадут ужина. До свидания. Жаль, я хотел вам еще много чего рассказать. Приходите завтра в это же время. Придете?
— Приду.
— И еще одно. Не говорите никому, что видели меня. Дайте честное слово!
— Честное слово.
— Ну, верю вам, хоть и фамилия и наружность говорят, что вы низкого рода, а у плебеев чести нет. До свидания!
Он круто повернулся и стремительно зашагал по дубовой аллее. За ним неуклюже
— Сумасшедший, — громко сказал Дызма, когда они скрылись за поворотом. — Наверняка сумасшедший. Ну и наговорил же он всего!.. У богатых господ всегда за душой какое-нибудь свинство… Может, он и правду сказал… Черт возьми… Куник! Уверяет, что негодяй… А мне-то какое дело?..
Никодим махнул рукой и закурил. Издали донесся глубокий басовитый раскат гонга. Ужин. Встав со скамьи, он направился к дому.
ГЛАВА 4
За столом бесшумно прислуживал чопорный лакей. Ужин состоял из нескольких перемен. Настроение было лучше, чем за завтраком. Куницкий — а может быть, Ку-ник — меньше интересовался делами и Дызмой, теперь он осыпал своим словесным фейерверком жену и дочь, расспрашивая их о покупках.
Пани Нина отвечала любезно, но холодно, а Кася только изредка бурчала в ответ «нет» или «да» и большинство заданных ей вопросов обходила молчанием. После странного разговора с Понимирским Никодим никак не мог взять в толк, чем может быть вызвано это граничащее с наглостью пренебрежение дочери к Куницкому. Он искал пути — как ему разобраться в этих непонятных для него семейных отношениях, но так ничего и не мог придумать.
После ужина Куницкий предложил погулять. Кася пожала плечами, а Нина ответила:
— Что ж, с удовольствием.
Постукивая массивной тростью и попыхивая сигарой, Куницкий вместе с Ниной шел впереди. Они направились в ту часть парка, где Дызма еще не бывал. Здесь не было развесистых деревьев, преобладали газоны и клумбы, и только изредка на фоне темнеющего неба рисовались отдельные живописные купы.
Никодим по необходимости остался в обществе Каси. Они шли молча. В парке стояла ничем не возмутимая тишина, и только временами до них долетали обрывки разговора, который Куницкий и Нина вели вполголоса. Их фигуры производили комическое впечатление: маленький, размахивающий руками старичок семенил рядом с высокой, стройной молодой женщиной, которая неторопливо шагала по аллее.
— Играете в теннис? — спросила Кася.
— Я? Нет. Не умею.
— Странно.
— Почему?
— Потому что теперь все мужчины умеют.
— У меня не было времени научиться этой игре. Играю только на бильярде.
— Да? Это интересно. Расскажите… Простите, — вдруг бросила Кася и побежала к клумбе.
Дызма остановился, не зная, что делать, но Кася вскоре вернулась с цветами табака. Они испускали уже пряный аромат. Кася поднесла их к лицу Никодима. Тот,
— О нет, это не для вас. Понюхайте. Очаровательно, не правда ли?
— Конечно, пахнут хорошо, — подхватил Никодим в смущении.
— А вы много мните о себе!
— Я? Почему? — искренне удивился он.
— Сразу вообразили, что эти цветы для вас. Видно, частенько получаете цветы от женщин?
Дызма, который ни от одной женщины цветов не получал, на всякий случай ответил:
— Бывает.
— Вероятно, в столичном бомонде у вас репутация сильного человека?
— У меня?
— Отец говорил. Впрочем, вы действительно похожи на… Так вы играете на бильярде?
— С детства, — ответил Дызма, вспомнив маленькую прокуренную бильярдную в кондитерской Аронсона в Лыскове.
— У нас дома тоже есть бильярд, но играть никто не умеет. Я с удовольствием поучусь, если вы найдете немного времени…
— Вы? — удивился Дызма. — Никогда не видел, чтоб женщина играла на бильярде, ведь это мужская игра.
— Я как раз люблю мужские игры. Так научите?
— С удовольствием.
— Можем начать хоть сейчас.
— Нет, — возразил Дызма, — сегодня у меня много работы. Надо разобраться в конторских книгах, в счетах.
— Гм… Вы не слишком вежливы. Но это в вашем характере.
— Это хорошо или плохо? — рискнул спросить Никодим.
— Что? — холодно отозвалась Кася.
— То, что у меня такой характер?
— Знаете… Буду откровенна. Я люблю иметь дело с людьми, которые что-то из себя представляют — при условии, чтобы они не походили на папу. Но наперед хотела бы определить, гм… выяснить… Вы не рассердитесь за откровенность?
— Боже сохрани!
— Впрочем, это не мое дело.
— Не понимаю.
— Вы любите ставить точки над «и»?
— Что?
— Я вижу, вы тоже любите ясность. Очень хорошо. Так вот: если я буду выказывать к вам расположение, тоне заходите слишком далеко в своих умозаключениях. Другими словами, цветов от меня не ждите.
Наконец он понял, к чему она клонила, и рассмеялся.
— Я на это совсем не рассчитывал.
— И отлично. Лучше всего начистоту.
Он почему-то почувствовал себя задетым и, почти не думая, сказал:
— Вы правы, поэтому отплачу вам откровенностью: вы тоже не в моем вкусе.
— Да? Тем лучше, — отпарировала Кася, немного опешив от неожиданности. — Такой обмен мнениями облегчает нам изучение бильярдной игры.
Куницкие повернули и присоединились к ним. Кася взяла Нину под руку и подала ей цветы:
— Это для тебя, Нина, ведь ты любишь табак?.. Куницкий поглядел на Касю, и Дызма, несмотря на темноту, уловил в этом взгляде нескрываемую злобу.
— Зачем эти демонстрации? — прошипел старик, еще больше шепелявя с досады.
На лице Нины отразилось смущение, она тихо сказала: