Карьера Никодима Дызмы
Шрифт:
— Говорит председатель правления хлебного банка. Добрый день, пан директор.
Благодарю. Так себе. Не можете ли вы пристроить к себе на фабрику одного человечка?
Да, ничего, способный… да… Бочек, Юзеф Бочек. Значит, решено? Большое спасибо… Да, понадобилось… До свидания.
Дызма повернулся к улыбающемуся Бочеку.
— Ну, нелегкая тебя побери. Даю место.
Покорнейше благодарю, пан председатель.
— Только имей в виду, Бочек, — Дызма поднес увесистый кулак к самому носу своего бывшего начальника, — имей в виду: держать язык за зубами.
— Еще бы,
Никодим сел за письменный стол, на листке блокнота написал адрес.
— Пойдешь туда завтра в час дня.
— Спасибо, пан председатель.
Бочек хотел было попрощаться, но Никодим сунул руки в карманы.
Бочек поклонился еще раз и вышел.
— Сволочь! — буркнул Дызма.
Он заметил в глазах Бочека ненависть и хотя был уверен, что тот его теперь не «продаст», решил все же что-то придумать для предотвращения возможной опасности.
Между тем вошел с письмами Кшепицкий, он принес с собой свежую сплетню: один из бухгалтеров пишет любовные, записки машинистке из отдела писем.
— Это которой? — осведомился Никодим.
— Такая хорошенькая брюнетка, у окна сидит.
— А что директор?
— Ни о чем не знает.
— Не выгнать ли бухгалтера?
Кшепицкий пожал плечами.
— Стоит ли? Жена, детишки…
— Вот свинья! Скажите ему, что я все знаю, пусть покончит со своими интрижками.
Кшепицкий кивнул и, перебирая бумаги, заговорил о делах.
Никодим слушал рассеянно, наконец спросил:
— А она хорошенькая?
— Кто?
— Да та брюнетка.
— Очень хорошенькая.
Дызма широко улыбнулся.
— А насчет этого?..
Кшепицкий присел на краешек стола.
— Пан председатель, разве можно о какой-нибудь женщине сказать что-то наверняка? Хе-хе-хе!
Никодим хлопнул его по колену.
— Ишь фрукт! Если б вы только знали, с какой женщиной у меня были встречи, вы бы изумились до обалдения.
— Не с пани Яшунской?
— Тьфу, жаба!
— А я знаю эту женщину?
— Знаете. Точнее сказать — знали, когда она была девушкой. Ну?..
— Понятия не имею.
Никодим поднял палец и с ударением произнес:
— Пани Куницкая.
— Нина?.. Нина?!. Не может быть…
— Честное слово.
— Не может быть…
Дызма потер руки.
— Первостатейная баба! Доложу вам — конфетка!
— Не сердитесь, пан председатель, но я никогда не поверю, чтобы Нина могла спутаться со всяким…
— А кто вам сказал, что со всяким? Со мной — не со всяким.
— А хоть бы и с вами, — не унимался Кшепицкий, — я в свое время пробовал — ничего! А теперь, когда у нее муж…
— Идите-ка вы с этим мужем… — разозлился Никодим. — Старый хрыч, развалина, ни рыба ни мясо! А меня она любит, понимаете? Влюбилась с первого взгляда!
Кшепицкий недоверчиво поглядел на начальника. Он знал утонченную натуру Нины и не мог себе представить, что она…
— Ну что, не верите?
— Верю: от женщин можно всего ждать.
Кшепицкий подумал, что, в сущности, этот факт — лишнее доказательство того, что Дызма обладает какой-то магнетической силой, о которой он, Кшепицкий, не имеет
— За меня в огонь и в воду! — хорохорился Дызма.
— Не собираетесь ли вы на ней жениться?
Тот пожал плечами.
— На голой-то?
— А Коборово? У нее там, наверно, есть какая-нибудь часть.
— На бумаге все Коборово ее. Но только на бумаге.
— Постойте, постойте… Я что-то не припомню…
Дызма коротко объяснил положение дел. Кшепицкий покачал головой:
— Гм… любопытно…
Зазвонил телефон, и разговор оборвался. Директор Вандрышевский просил Кшепицкого зайти к нему на минуту по срочному делу.
В тот же самый вечер Дызма был на приеме в доме князя Ростоцкого. Первый салон не только столицы, но и всей Польши. Желая быть как можно элегантнее, Никодим хотел даже напялить фрак. Но ввиду того, что «Бон-тон» рекомендовал смокинг, Никодим позвонил Кшепицкому и, по его совету, отказался от фрака.
Курьер Игнатий, который одновременно был и лакеем председателя, отпирая двери, сказал:
— Пан председатель выглядит точь-в-точь как Валентино.
— Здорово, а?
— Все бабы — труп! — И Игнатий ударил себя в грудь. Это придало Дызме уверенности. По правде сказать, он трусил. Одно дело — министры или там пани Пшеленская, другое дело — настоящая аристократия. Когда-то давно, еще в Лыскове, он воображал себе князей и графов такими, какими они описаны в самой замечательной на свете повести — в «Прокаженной». [14] Один раз ему даже приснилось, что он — владелец роскошного поместья Михоровский и что он пытается завоевать сердце младшей панны Бочек, дочери этого мерзавца Бочека. Но, познакомившись в Коборове с полусумасшедшим графом, Дызма проникся страхом, что вся знать будет обращаться с ним на манер Понимирского.
14
«Прокаженная» — модный в те годы бульварный роман Елены Мнишек.
Это долго удерживало его от посещения тех аристократических домов, куда его приглашали. Он ограничивался тем, что посылал, визитные карточки, и только сегодня вечером решился на дебют.
Никодим утешал себя мыслью, что в салоне князя Ростоцкого он найдет поддержку в Яшунском и Вареде. Действительно, уже в передней встретился он с Варедой. Тот отдавал лакею пальто.
Поздоровавшись, они рука об руку поднялись по широкой мраморной лестнице во второй этаж, где было уже человек двадцать гостей.
Тут же у двери князь Томаш, стройный черноволосый, уже седеющий мужчина, беседовал по-немецки с двумя гостями.
— Обрати внимание, Никусь, — сообщил Вареда, — этот шустрый коротышка — барон Рейниц, берлинский дипломат, знаменитый гонщик, слышал?
— Ага… А другой?
— Граф Иероним Конецпольский. Похож на бурлака; говорят, его мать…
Не успел он кончить, как князь Томаш, заметив Дызму, извинился перед собеседниками и подошел к вновь прибывшим. Никодим и Вареда прошли вслед за хозяином в гостиную.