Карьеристки
Шрифт:
— Очень сексуально, — сказала Ровена.
На Топаз было маленькое голубое бархатное платье, прелестно контрастирующее с рыжими волосами и здоровой загорелой кожей. Платье обтягивало ее шикарную грудь и на шесть дюймов не доходило до колена, открывая взору упругие бедра. Полный нокаут — даже старики-дворецкие не могли отвести глаз.
Ровена попыталась скрыть неодобрение — ну и Топаз! Выглядит как проститутка. Лоскут ткани едва прикрывал нижнее белье. И как мог — она попыталась справиться со снобизмом, но безуспешно — настоящий джентльмен Питер Кеннеди
— Ты не думаешь, что немного коротковато? — холодно добавила Ровена.
— Ну и что? Я тебя смущаю? — Топаз засмеялась. — Интересно поглядеть на Питера, когда он увидит меня в этом.
Ровена покраснела.
— Эй, да я шучу, — сказала Топаз. — Слушай, в последние дни ты какая-то напряженная.
— Все из-за выборов, — вздохнула Ровена, сама себя стыдясь, что позволила ревности омрачать дружбу с Топаз.
— Ты выглядишь прекрасно, — тепло улыбнулась Топаз. — Фантастика! Правда, на мои вкус слегка консервативно, но я уверена, ты завоюешь сотни голосов. Кто не захочет проголосовать за такую девушку?
Ровена выбрала старинное семейное платье времен Регентства, из бледно-розового шелка с вышитыми веточками вереска на груди. Прямые волосы каскадом падали на спину, прикрывая плечи. Атласные туфельки на каблуках от Шанель, в руках новенький веер и элегантная сумочка, длинные перчатки касались локтя. Золушка могла бы гордиться таким туалетом.
— Спасибо, — улыбнулась Ровена. — На то и рассчитываем.
Топаз еще раз оглядела ее, медленно и неспешно.
— Ну ты и хитрая бестия, — сказала она с обожанием. — Вообще-то твои фотографии можно помещать в словаре рядом со словом «леди». Короче, этот туалет — часть большого плана, я права? Выглядеть женственно и говорить о феминизме? Женщин ты заловишь в свои сети через уши, а мужчин — через глаза.
Ровена рассмеялась:
— Для иностранки ты слишком быстро соображаешь.
Шаркая ногами по безупречной лужайке, к ним спешил дворецкий.
— Мисс Росси. Такси, — доложил он.
— Ну и когда же ее напечатают?
— Через две недели, — сказала Топаз. Такси преодолевало Магдален-бридж, замечательное сооружение в готическом стиле справа от колледжа. Студенты в вечерних туалетах спешили по Хай-стрит, но Ровене не хотелось идти пешком. Не потому, что все будут обращать внимание; каждое лето происходит этот ритуал с бальными платьями, вечерними костюмами, пьяными студентами. — И попросил меня написать еще, они, видишь ли, постоянно ищут таланты…
В голосе ее бурлило радостное возбуждение.
— Стало быть, сразу после выборов, — заметила Ровена. Значит, скоро. Волнение стиснуло желудок. Она должнавыиграть. Должна! Президент «Юнион» — вот пока ее главное достижение. А после окончания учебы она все бросит и целиком окунется в рок-музыку. Ее герои — там. Но это немного подождет. Целеустремленность — главное в характере Ровены Гордон, и если она решит выйти из игры, то только как победитель. А президентство
— Ага, — согласилась Топаз. — Значит, я вышла на свою дорогу. Знаешь, никак не могу переварить — ты ведь такое для меня сделала, попросив отца заставить Джеффри Стивенса посмотреть мой материал. Теперь я смогу и дальше писать для «Таймс».
— «Таймс»? — смутившись, спросила Ровена. — Ты не собираешься обратно в Нью-Йорк?
— Я собиралась, но теперь нет, — сказала Топаз и, с удовольствием потянувшись, добавила: — После встречи с Питером.
Машина повернула направо, на Корнмаркет, в сторону «Юнион». Воздух раннего вечера был мягкий и теплый, самая лучшая погода для бала. Все билеты проданы, и студенты, занимающиеся политикой, будут агитировать толпу. Ровена мысленно оторвалась от Питера Кеннеди. Сейчас есть кое-что поважнее.
— Джеймс! — воскликнула Ровена, протискиваясь через толпу нарядной молодежи, заполнившую вестибюль, волоча за собой Топаз.
— Познакомься, это Джеймс Уильямс. Наш казначей.
— Как будто я не знаю, — и Топаз протянула руку красивому молодому второкурснику в военной форме.
Джеймс Уильямс — восходящая звезда, очень популярный красавчик. Он учился на военную стипендию в Оксфорде и даже среди левацки настроенных студентов пользовался завидным уважением.
— Я просто восхищен, — Джеймс крепко пожал руку Топаз. — От недели к неделе «Червелл» становится все лучше. И говорят, ты уже собрала кучу наград.
— Знаешь, как обаять репортера, — сказала Топаз. — И любого другого, как я слышала.
— В чем дело, Уильямс? — строго спросил Питер Кеннеди, подходя к ним сзади. — Болтаешь с моей девушкой? Этого мы не позволим. Так ведь?
Джеймс улыбнулся, Питер был на год старше его по Итону.
— Когда ты наконец будешь вести себя как следует и поддержишь нас, Кеннеди? — спросил он.
— Это покрыто мраком тайны, — как бы извиняясь, сказала Ровена. Питер улыбнулся ей, повернулся к Топаз и поцеловал руку.
— Не платье — сенсация!
«И ты почти голая», — молча закончила за него Ровена. Смотреть, как Питер Кеннеди поедает глазами Топаз, — Это чересчур. Ровена сгорала от зависти, похоже, она не в его вкусе. Боже мой, Топаз состояла из одних округлостей, а она — палка палкой. В постели Топаз, наверное, мечта Питера, она же — презренная девственница. И как ей могло прийти в голову соревноваться с шикарной американкой! Единственное, что в ней интересовало Питера, — политика. Но не она сама.
— И какова Ровена! Ну-ка отойди, дай поглядеть, — сказал Питер.
Ровена отступила на шаг, беспокоясь, что толпа наблюдает за ней, в том числе и несколько сторонников Джилберта Она разволновалась, заметив дружеский взгляд Питера Кеннеди. И тут же изобразила сияющую улыбку.
— Дух захватывает, — признался Питер после паузы, показавшейся ей вечностью. — Джеймс, а тебе, дьявол, везет.
Дрожь восторга пробежала по Ровене. Кажется, он говорит искренне.