Карфаген должен быть разрушен (др. изд.)
Шрифт:
— И напрасно! — вставил Полибий. — Катон почти сразу же продал Исомаха своему родственнику Эмилию Павлу, а Эмилий в благодарность за услуги подарил Исомаха мне, и, разумеется, я дал ему свободу.
Глаза Блоссия увлажнились.
— Вот видишь, — проговорил он, — Фортуна избрала тебя для соединения разлученных душ.
— Да! Это удивительно, — согласился Полибий. — Но еще более странно то, что Андриск похож на Александра, сына Персея.
— Похож? На царевича? — переспросил Блоссий.
— Да, так бывают похожи близнецы.
Лицо Блоссия помрачнело.
— Тебя это пугает? — насторожился Полибий.
Блоссий
— Девочка, которой мы спасли жизнь, — знатная римлянка. Она полюбила Андриска, а Андриск, как все истинно влюбленные, не раскрывает своих чувств. Но однажды я увидел, как он любуется Элией, и мне стало страшно.
— Дорогу в твой дом мне указала судьба, — сказал Полибий. — Представляю, как будет счастлив Исомах! Привело же меня к тебе желание отыскать очевидцев взятия Капуи Ганнибалом.
— Очевидцев? — переспросил Блоссий, переводя взгляд на стену.
Проследив за ним, Полибий увидел на стене деревянную доску с портретом человека средних лет, в тоге.
— Вот он, очевидец, лучший из всех, кто рассказал о Ганнибале в Кампании и Ливии.
— Кто этот римлянин? — спросил Полибий.
— Италиец! — подчеркнуто поправил Блоссий. — Вечная ошибка твоих соотечественников, связывающих тогу только с Римом и римлянами. Между тем первыми в Италии ее стали носить этруски, а за ними мы — кампанцы. Перед тобою Гней Невий.
— Я читал его поэму о первой войне Рима с пунами, — сказал Полибий. — Как ни странно, до меня ее читал македонский царь Персей. Поэма Невия попала в Рим вместе с библиотекой несчастного Персея.
Блоссий достал с полки футляр и с благоговением вынул из него свиток.
МЕЛИ, МЕЛИ, МЕЛЬНИЦА
Голос Полибия был слышен уже в вестибуле. «С кем он разговаривает так громко?» — подумал Публий и остановился. Стало явственно слышно:
Мели, мели, мельница, ведь и Питтак молол
Властитель Митилены Великой.
Учитель декламировал. Точнее, пел. Раньше этого за ним не наблюдалось.
— Кажется, у тебя хорошие новости! — спросил Публий, вступая в таблин. — Письмо из дома?
Полибий пожал плечами.
— Из Ахайи, как всегда, нет вестей, ни хороших, ни дурных. Но вот послание из Уттики! Полюбуйся!
Он протянул юноше свиток. Публий быстро его развернул.
— Но это стихи, латинские стихи, кажется, превосходные. Кто этот римский поэт, если не ошибаюсь, поклонник Ганнибала?
— Италийский, — поправил Полибий с той же интонацией, как это произнес в Кумах Блоссий. — И не каждый, кто пишет о Ганнибале, его поклонник. Ведь и я пишу о великом карфагенянине, хотя считаю себя поклонником Сципиона Африканского. Но не буду тебя мучить загадками. Это стихи Гнея Невия. Поэма написана в Уттике, где Невий находился в изгнании. С тех пор как я владею этим сокровищем, я — счастливейший из смертных. Даже стал петь.
— Это я слышал! — вставил Публий.
— С помощью Невия я открыл для себя истину, понял, почему герои моей истории напоминают чучел. Ведь на войне не только сражаются, побеждают и терпят поражения. На войне еще и любят! Чем была история Троянской войны без Гекубы, Андромахи, Кассандры, наконец, без Елены?
Схватив со стола свиток, Полибий поднял его над головой.
— Теперь в этом доме, Публий,
— Я вижу, у тебя маленький гарем теней, — улыбнулся Публий, — и, кажется, ты можешь не вступать в брак.
— Оставь свои намеки, мальчик, — проговорил Полибий дрогнувшим голосом. — Мне ли теперь думать о женитьбе, когда пошла моя история. Нет, не пошла — полилась, запела. А вместе с нею пою и я! «Мели, мели, мельница…»
— Мели, мели, — одобрительно проговорил Публий. — Я не буду тебя спрашивать, кто эта матрона с таким странным именем. Надеюсь познакомиться с ней в твоей истории. Я рад, что работа движется. Но и ты порадуйся за меня и вместе со мной!
— Новое назначение? — спросил Полибий.
— Не угадал! На этот раз свадьба! Жду тебя утром у дома Корнелии. Не опаздывай.
«Семпрония! — мелькнуло в мыслях Полибия. — Эта девочка! Да, время быстротечно. Значит, эти два римских рода соединились еще раз. Пока я занимаюсь прошлым, Клио вовлекает в свой магический круг новых персонажей. Тиберий и Гай — еще мальчики, а Семпрония становится матроной. У Корнелии одной заботой меньше. Может быть, теперь…»
— Скажи, Публий, — произнес Полибий, нахмурив лоб, — у вас тоже приносят жертвы Гименею?
— У нас нет Гименея, — отозвался юноша. — У нас лары [60] . Кстати, прихвати с собой побольше орехов.
— Обязательно, — проговорил Полибий таким тоном, словно ему было известно, что делают римляне на свадьбе с орехами. И снова запел:
Мели, мели, мельница!
Обернувшись к Публию, он шлепнул себя по лбу:
— Теперь я понял, почему мне не дают покоя эти строки. В поэме Невия есть приписка: «Мы не рабы, привязанные к мельничному колесу судьбы. Мы свободны, как ветер».
60
Лары — у римлян духи-покровители семейства, рода и пр.
ВСТРЕЧА В ПУТИ
Андриск торопился в Рим. Сходство с царевичем, о котором он узнал от случайного встречного, волновало его все больше и больше. В памяти вставала сцена, свидетелем которой он был, находясь в толпе зрителей: царевичи, подпрыгивая и смеясь, не обращая внимания ни на зрителей, ни на увещевания человека в черном, шли по Риму. Андриск запомнил тогда, что братья очень похожи друг на друга. Но то, что сам он похож на них, не пришло ему в голову. «Наверное, едва сойдя с помоста, я был слишком взволнован, чтобы заметить это сходство, — думал он, — или слишком измучен». И вновь, возвращаясь мысленно к этой сцене, он уже воображал себя идущим по Риму. «Александр, Александр», — повторял он имя царевича, примеряя его к себе. Наверное, давая своему первенцу это имя, Персей думал о том великом Александре, который намеревался захватить Рим. Теперь Персей и его младший сын Филипп ушли из жизни. Александр неведомо где. Но должен же он вернуться, чтобы отомстить за отца и брата, за Македонию, где его ждут. Ведь не может история великого народа оборваться, как струна из бычьей жилы. Кто-то ведь должен отомстить и за мой народ, превращенный в рабов?!