Карибский кризис. 50 лет спустя
Шрифт:
Соединенные Штаты никогда официально не признавали агрессивный и подрывной характер своей политики в отношении (правильнее сказать – против) революционной Кубы. Потому и события того времени традиционно именуются в США Кубинским ракетным кризисом…
Но вернемся к докладу Роберта Макнамары на конференции в Гаване. На мой взгляд, он был достаточно глубоким и интересным. Нам импонировало то, что американский политик не занимался поучением собравшихся участников конференции, а делился своими взглядами, мыслями и соображениями. И хотя оценки Р. Макнамары были в определенной степени односторонними, мне показалось, что в некоторых местах автор был очень искренен.
Ключевой доклад главы американской делегации на конференции в Гаване имел
Господин президент! Разрешите мне от лица всех присутствующих здесь поблагодарить вас лично за возможность нам здесь собраться…
Многие годы я считал, что Кубинский ракетный кризис был самым блестящим примером политическою урегулирования конфликта за последние пятьдесят лет. Я и сейчас полагаю, что действия президента Кеннеди в решающие моменты кризиса помогли предотвратить ядерную войну. Вместе с тем я также понял, что, как бы умно ни вели себя политики на протяжении этих необычайных тринадцати дней – с 16 по 28 октября 1962 года, все же мы избежали ядерной войны буквально чудом. Да, нам повезло. Но чуда бы не было, и мы бы не пережили эти тринадцать дней, если бы президент не определял и не направлял поведение своих советников во время кризиса. И этот фактор президентского влияния начал работать буквально в первые же минуты утром в четверг, 16 октября, когда Макджордж Банди, помощник по национальной безопасности, сообщил президенту о том, что у нас есть фотографии комплексов ядерных ракет на Кубе, находящихся в стадии развертывания. Эти баллистические ракеты среднего и промежуточного радиуса действия, доставленные на Кубу под покровом тайны и с использованием искусной дезинформации, могли бы, в случае приведения их в боевую готовность, доставить ядерные заряды к любому крупному городу Восточного побережья США, угрожая жизни 90 миллионам американцев.
Подобная советская акция была для нас неожиданностью. Кстати, в течение лета и ранней осени 1962 года мы слышали из уст различных советских официальных лиц, включая министра иностранных дел Андрея Громыко, что на Кубе нет советских ядерных ракет и что Москва не собирается их там развертывать. В результате этих заверений мы не обсуждали и не формулировали наши действия в случае подобного хода событий.
Президент сразу же понял, что нам необходимо заставить Советский Союз убрать ракеты. 4 сентября он выступил с заявлением, в котором говорил о том, что хотя он не ожидает размещения советских ракет на Кубе, но должен заявить, что в случае такого размещения «возникнут серьезнейшие проблемы». Президент знал, что он должен действовать в соответствии с этим заявлением. Однако он также знал, что начать военные действия с целью устранения ракет – это значило бы создать огромный риск для всех сторон в конфликте – как для США, так и для СССР и Кубы. Поэтому главным для него и для его советников был вопрос: каким образом убрать эти ракеты и при этом избежать войны?
С этой целью президент Кеннеди, ознакомившись с фотографиями утром 16 октября, в течение первого же часа принял три крайне важных решения.
Первое. Он решил, что только лишь ограниченный круг высших должностных лиц в Госдепартаменте, министерстве обороны, Белом доме и аппарате Совета национальной безопасности будут информированы о наличии ракет на Кубе. Нас, посвященных, было пятнадцать человек – так называемый Исполнительный комитет Совета национальной безопасности, или сокращенно Экском [2] . Мы составляли круг, с которым президент советовался в период кризиса.
2
Executive Committee –
Второе. Президент проинструктировал членов Исполнительного комитета не делиться информацией со своими заместителями и помощниками, чтобы ни пресса, ни конгресс, ни американская публика не узнали бы о создавшейся ситуации, пока президент не будет готов на нее отреагировать.
Третье. Президент срочно созвал Исполнительный комитет и попросил его членов без своего участия сформулировать возможные варианты ответа на советскую угрозу и обсудить все за и все против для каждого возможного варианта. Президент попросил нас не выполнять наши рекомендации до тех пор, пока все члены Экскома не придут к единогласному решению о том, как именно действовать, или пока не станет ясно, что мы не в состоянии прийти к единогласному мнению. Он дал нам неограниченное время для обсуждения.
Ни одно другое решение, которое США приняли впоследствии по Кубинскому ракетному кризису, не повлияло так на его мирный исход, как эти первые три решения президента Кеннеди. Эти решения очертили параметры и ограничили спектр американских действий в последующие дни. Они исключили возможность немедленной, спонтанной, эмоциональной реакции.
К исходу недели, после нескольких дней дебатов, Экском пришел к единству мнений относительно двух альтернативных способов действий и представил их на рассмотрение президента.
Первым вариантом был военно-морской «карантин» Кубы с целью предотвращения дополнительных советских военных поставок.
Второй вариант предполагал воздушную атаку, за которой почти наверняка следовало вторжение сил США на Кубу.
Президент назначил обсуждение этих вариантов на воскресенье, 21 октября. Встреча состоялась в Овальном кабинете в той части Белого дома, где жила семья президента. Эту встречу я помню ясно. На ней присутствовало семнадцать-восемнадцать человек, включая нескольких ветеранов из предыдущих администраций – Дина Ачесона и Джека Макклоя.
Президент попросил генерала Максвелла Тейлора, начальника Объединенного комитета начальников штабов, представить собравшимся вариант воздушного удара и возможного вторжения. Затем он попросил меня представить аргументы против военных действий и в пользу карантина.
Выслушав эти два сообщения, президент спросил каждого из нас, по очереди, какой из двух вариантов мы бы предпочли. Большинство высказалось за то, чтобы атаковать Кубу.
Президент Кеннеди обратился к генералу Уолтеру Суини, командующему Тактическим авиационным командованием ВВС США, которому предстояло руководить атакой, и спросил его, следует ли ему, президенту, санкционировать такой вариант действий. Он спросил генерала Суини, сможет ли тот гарантировать, что его силы уничтожат все советские ракеты, развернутые на Кубе. Речь шла о массированной атаке: 1080 самолетовылетов против ракетных баз на Кубе в первый же день (это превышает число самолетовылетов, совершенных силами НАТО в любой из дней во время конфликта 1999 года в Косове).
После ответа Суини я был готов его расцеловать. Он сказал президенту: «Мы располагаем лучшими ВВС в мире. Никто не сможет лучше нас выполнить эту работу. Но могу ли я сказать, что одна или две ракеты или ядерные боеголовки ни при каких обстоятельствах не уцелеют и не смогут быть применены после нашей атаки? Нет, господин президент, такого я обещать не могу».
Какой ответственный президент возьмет на себя риск принять решение, ведь если хотя бы одна ядерная боеголовка разорвется над американским городом, погибнет беспрецедентное число американских граждан! После ответа Суини президенту я уже знал, что в любом случае мы начнем с карантина. И действительно, карантин вокруг Кубы вступил в силу в 10 часов утра в среду 24 октября.