Каркуша или Красная кепка для Волка
Шрифт:
— Можете пройти, третий корпус, от центрального фонтана налево, — сухо бросил охранник, возвращая мне мой документ, удостоверяющий личность и делая отметку в пропуске. — Посетителям можно находиться на территории центра до половины восьмого. Не забывайте об этом.
— Угу, спасибо, — забрав бумаги, я направилась по выложенной тротуарной плиткой дорожке, мимо все еще местами цветущих клумб в сторону указанного корпуса. О том, каким образом я буду выбираться отсюда до дома, я старалась не думать. Если повезет, успею на маршрутку. Если не повезет…
Ну вот когда не повезет,
Из «Аистенка» я выбралась только под вечер, под недовольные взгляды все того же охранника в будке. От его недовольного ворчания только отмахнулась, выползая мимо шлагбаума на парковку перед центром. И тяжело вздохнула, рухнув на лавочку возле калитки, прижимая к груди рюкзак. Изо всех сил сдерживая банальное и такое девчачье желание разреветься в голос.
— Нет, ну где же я так… Столько, блин, счастья отхватить-то успела?! — тихо шепнула, забравшись с ногами на скамейку и уткнувшись носом в коленки. На душе было муторно, после того, как насмотрелся на всех пациентов и посетителей центра.
Учреждение хоть и было частным, но частично получало софинансирование из бюджета муниципального образования, принимая в своих стенах определенный процент льготников, выходцев из детских домов и приютов. И поступали они сюда порою в таком состоянии, что даже опытные врачи и медсестры бледнели и судорожно стискивали кулаки. Что уж про простого студента говорить, пусть и навидавшегося за свою недолгую жизнь всякого разного?
Вот только это были цветочки. Гораздо хуже мне было от осознания открывшихся перспектив, обрисованных мне улыбчивым заведующим отделением спокойным, полным дружелюбия и сочувствия голосом. Невысокая, полноватая женщина средних лет, облаченная в кипенно белый халат, голоса не повышала, ничего не требовала, но вполне доходчиво объяснила, что через две недели закончится оплаченный мною срок пребывания в центре. Лечение должно продлиться еще два месяца с лишним, что бы закрепить достигнутые результаты и подготовить к новому курсу реабилитации и если я хочу…
Вздохнула и сжалась в комок сильнее, громко шмыгая носом. Если я хочу продолжить, если я хочу взять новые высоты, побороть диагноз и добиться того, к чему так долго и упорно стремилась, мне нужно всего ничего. Оплатить оставшуюся часть курса, добавив к и без того не маленькой сумме деньги на лекарства и дополнительные, не внесенные в программу курса процедуры. То есть, говоря прямо, к концу сентября я должна внести на счет центра около двухсот тысяч рублей и цифра эта была далеко не окончательной.
Как сказала все та же заведующая отделениям, с таким нестабильным курсом доллара, стоимость услуг их организации варьируется чуть ли не ежедневно. И вполне возможно, что к озвученной шестизначной сумме может добавиться еще пара десятков тысяч. Ну, может быть и уменьшиться, да. Или будет очередная акция, скидка, послабление или еще какая-нибудь благотворительная чушь.
Только мне-то от этого легче не становилось. Даже если перетряхнуть все сберкнижки, карточки и заначки, продать, все что можно, к концу месяца я наскребу максимум тысяч сто. И то, это еще бабушка надвое сказала. А где брать все остальное?
Спрятав лицо в коленях, и закрыв глаза, я старательно давила рвущиеся наружу слезы. И повторяла, твердила как священную мантру, что не надо, не стоит зря делать себе нервы. Что все будет в порядке, я справлюсь, справлялась же
Уговоры действовали слабо. Пальцы дрожали, плечи сводило судорогой, в груди все ныло и болело. И словно вишенкой на торте стало очень уж знакомое покалывание в районе лопаток, с левой стороны. Чертова невралгия вылезла как всегда внезапно, непрошено и совершенно не вовремя.
— Вот же… — поморщившись, я осторожно разогнулась, рукавом толстовки стирая выступившие на глаза слезы.
Мир тут же размылся, намекая на то, что своими действиями я сместила контактную линзу. Под веком приятно закололо, вызвав новый слезоразлив и, плюнув на все, я вытащила линзы, бросив их прямо на землю. Поморгала, щурясь на размытые световые пятна, и выудила из рюкзака небольшой футляр с очками. Снова шмыгнув носом, нацепила окуляры на нос и…
— Да твою ж… — наблюдать за тем, как удаляется в сторону трассы единственный мой шанс выбраться отсюда затемно и без приключений, было занимательно. Особенно, когда на язык так и просились высказывания, подслушанные по случаю у группы филологов, осознавших всю глубину студенческого ада в который они провалились.
Вдвойне особенно, когда ты разминулся с маршруткой всего на каких-то две-три минуты, на такси денег нет и впереди у тебя только одна перспектива. Топать к трассе через огромную лесополосу, а после двигаться по дороге в сторону города, отчаянно надеясь добраться до дома хотя бы до двенадцати часов ночи.
И я даже не знаю, что мне из вышеперечисленного больше нравиться!
Впрочем, есть во всей этой ситуации и положительные стороны, да. Реветь мне пока что перехотелось, зато жутко руки ноги чешутся попинать кого-нибудь. От души так, как в старые добрые времена. А после махнуть с пацанами на озеро, на шашлыки и горланить всю ночь песни Горшка под гитару. Или Цоя, мне не принципиально, собственно.
— Вот же чертова су… Сумасшедшая жизнь, блин, — поправив так и норовившие съехать с носа очки чем-то смахивающие на неизменный атрибут жизни Гарри Поттера, я слезла со скамьи, зябко кутаясь в толстовку. И, нацепив рюкзак на плечи, поплелась вдоль дороги в сторону леса. Между ночевкой у ворот центра и перспективой прогулки по ночному лесу я все-таки выберу второе.
Тут хоть будет понятно, от чего помереть раньше времени изволишь. А о том, какие личности и в каком количестве бродить среди деревьев могут, в восемь-то часов вечера, я честно старалась не думать. Моя и без того богатая фантазия, помноженная на частично отсутствующее сумеречное зрение, и так на нервах играла, превращая невинный кустик во Фредди Крюгера, а дорожный знак в Джека Потрошителя, в светящемся плаще.
Шла я неторопливо, тщательно вглядываясь себе под ноги и вздрагивая, когда ехавшая навстречу машина слепила фарами, выхватывая на обочине мою щуплую фигуру из темноты. В первые минут десять-пятнадцать в душе еще теплилась надежда на чью-то добросердечность и желание помочь ближнему своему. Но когда фонари по бокам закончились, я оказалась нос к носу с перспективой брести по дороге дальше, с риском попасть под машину очередного гонщика, или срезать путь по лесным тропам, давно облюбованным местными собачниками и любителями походной романтики.