Карл Линней
Шрифт:
«Приводить мой дом в порядок…» Летом 1775 года Линней медленно ходил в саду Хаммарбю, любуясь радостью всей своей жизни — растениями.
— Вот из этого вяза сделайте мне гроб! — Он сам облюбовал дерево для своего последнего «дома». Мысли о смерти навещали его все чаще.
Стоял декабрь 1777 года. На своей ферме, в кухне перед пылающим очагом сидит Линней. Холодно, стены еще не прогрелись; старый ученый закутан в овчину и сосет свою трубку.
О чем он думает, какие картины вспоминаются ему из долгой жизни?.. Вот он входит в Лунд, и колокольный звон губит все надежды, недаром
— Славно я прогулялся! И всех надул! — Он любил пошутить, даже когда никого нет рядом. Взял да и приехал тайком от всех, один с кучером. Морозный воздух освежил его, он очень доволен собой, поездкой, погодой.
А дома переполох ужасный: отправился один куда-то на прогулку и долго не возвращается. Отправились разыскивать к нашли его, озаренного пламенем огня, в великолепном настроении.
— Побуду еще здесь, — отвечал он на настоятельные уговоры ехать домой. — Да я отлично себя чувствую!
На самом деле здоровье Линнея было очень и очень плохо. Он давно замечал за собой ослабление памяти, его редкой, феноменальной памяти. Она, хранившая все, что было сделано в науке до него, все, чем заняты современники в чужих странах, какое растение и кем привезено и что о нем написано, — стала тускнеть. Словно драгоценный металл от времени стал покрываться еле заметной дымкой. Память отказывалась служить. Это как-то удивило ученого, а потом, когда стало несомненным фактом, опечалило его.
Одно неприятное событие сильно встревожило Линнея и, возможно, вызвало или, по крайней мере, приблизило второй удар. Дело было так. Появилась мысль основать в Стокгольме отдельную медицинскую коллегию. Это могло бы в последующем лишить Упсальский университет права принимать к защите докторские диссертации и подорвать его как научный центр. Можно себе представить, как взволновался Линней, бывший как раз в это время ректором университета.
— К королю! Немедленно просить аудиенции у его величества, умолять о спасении Alma mater.
Линней едва ходил, речь его была затруднена и не всегда понятна, стоять почти не мог, но судьба университета превыше собственного здоровья. Он приказывает отвезти себя в летнюю резиденцию короля, где тот был в это время.
Опираясь на палку, весь дрожа от возбуждения, сверкая глазами, князь ботаников стоит перед королем.
— Это не годится. Столице наук не должно наносить такого оскорбления, на это я не могу согласиться! Ваше королевское величество, подумайте… Я не соглашусь, я не переживу такой обиды, не хочу пережить и пришел искать защиты!
Король сначала не понял, в чем дело, а потом, когда дело разъяснилось, постарался успокоить защитника университета своим обещанием:
— Упсала не будет обижена, я уже решение отменил, мой любезный друг; теперь отдохни, с тобой спорить не годится.
Линней возвратился домой, университет сохранил свои права, но победа Alma mater была искуплена дорогой ценой. Второй удар случился с Линнеем на пороге его дома по приезде от короля. Паралич, полное ослабление памяти, восприятия. Рассказывали,
И опять, может быть, только поэтическая легенда, но она очень к лицу Линнею. Передавали, что при виде цветка его угасшие черты оживлялись, замолкшие уста освежала тихая улыбка.
Печаль потери тревожит богиню
10 января 1778 года в восемь часов утра князя ботаников не стало…
Похоронили его в Упсальском соборе вечером. Огромная толпа учеников, друзей, ученых шла за гробом с фонарями и факелами в руках. Над городом плыл протяжный и величественный гул большого колокола…
«Положить меня в гроб небритого, немытого, неодетого, завернутого в простыню. Гроб закрыть совсем, так, чтобы никто не мог видеть меня в таком плохом виде. Пусть звонит большой соборный колокол…» Все так сделали, как приказал Линней, оставив распоряжение в запечатанном конверте.
«Пусть мои земляки снесут меня к могиле, дать каждому из них по малой медали с моим изображением». И эту волю покойного исполнили.
«Не устраивать поминок на моих похоронах и не принимать соболезнований». В этой части завещание оказалось невыполненным, — весь ученый мир в Европе скорбел об утрате великого ученого-реформатора.
Через двадцать лет место погребения увенчали памятником из порфира с бронзовым медальоном:
«Карлу Линнею, князю ботаников.
Друзья и ученики. 1798»
В Стокгольмском музее монет и медалей и музее Упсальского университета хранится по одному экземпляру большой медали, которую шведский король приказал выбить в память великого ученого. На одной стороне ее — изображение Линнея в профиль, на другой — Цибелы, матери богов и богинь у греков. Богиня стоит во весь рост, несколько склонив голову, как бы в грустном размышлении.
«Печаль потери тревожит богиню», — так гласит надпись. Вокруг Цибелы изображены животные и растения — «натуралии» Линнея.
Чудесный памятник воздвигнут в Стокгольме в Национальном музее: Линней на прогулке, прислонившись спиной к могучему стволу дерева, внимательно разглядывает растение, которое держит в руке.
По железной дороге из Стокгольма в город Мальмё близ Векшьё виден обелиск, отмечающий место рождения Карла Линнея.
В Упсале недалеко от университета раскинулся прекрасный парк с Ботаническим садом, тем самым, который восстанавливал Линней, с богатыми теплицами. Сад сохраняет планировку, данную ему великим руководителем, и, храня его заветы, продолжает разрастаться… В одной из оранжерей путешественника подведут к миртовому дереву.