Карл Линней

Корсунская Вера Михайловна

О чем можно сказать как о недостатке в его методах исследования, — он не пользовался микроскопом, никогда не занимаясь микроскопическими исследованиями. В его время такие работы уже были известны; видимо, он ими сознательно пренебрегал. С головой уйдя в описание формы и внешнего строения растений и животных, Линней, может быть, не оценивал всего великого значения микроскопа.

Держался с «апостолами» Линней очень просто, особенно с теми, кто оправдывал его надежды рвением к науке. Впрочем, иных он и не считал «апостолами». Несколько учеников из числа любимых зимой жили в Упсале очень близко от дома Линнея, и он часто навещал их.

—

Я на полчасика! — На Линнее короткий красный халат и зеленая меховая шапка. Как многие шведы, он — любитель покурить, и трубка с ним неразлучна. — На полчасика, побеседовать! — и остается на час — два. Непринужденно, как среди равных себе по положению и возрасту, ученый с мировым именем шутит, рассказывает забавные истории. Веселый анекдот сменяет серьезный разговор о науке, об исследованиях и книгах, обстоятельные ответы на вопросы студентов.

«Он часто смеялся, по его веселому открытому лицу было видно, что в душе он расположен к общению с людьми и дружбе». Такие воспоминания сохранили его любимые ученики, а он любил всех, кто любил науку и всецело отдавался ей.

Подчас некоторые «апостолы» нуждались не только в хлебе духовном. Линней слишком хорошо помнил, как сам голодал в студенчестве, чтобы не заметить студента-бедняка. Тогда под разными предлогами он старался задержать его на время обеда и накормить досыта.

Не лицеприятие, не желание угодить кому-то из вышестоящих лиц, не богатство или знатная родня ученика могли обеспечить ему внимание знаменитого ученого, а только старание и талант молодого человека, только желание трудиться во имя науки. К ученикам-иностранцам Линней особенно благоволил, — ведь они прибыли в Упсалу ради него — как же высоко, значит, ценят ботанику и его самого у них на родине!

Студентам разрешалось рассматривать гербарии и коллекции, многочисленные издания трудов Линнея, книги других авторов в его богатейшей библиотеке, даже на рукописи не было запрета. Одно строжайше запрещалось: приносить в дом романы, особенно французские, чтобы, упаси бог, не попали они в руки дочерям Линнея.

Их было у него три, и они росли исключительно под влиянием матери, не считавшей образование необходимым для девушек. Видимо, сам Линней не возражал против той ограниченности и скудости интересов, в сфере которых Сара-Лиза держала дочерей. Это не было чем-то выдающимся в шведской семье того времени: идеал женщины — мать, хозяйка, набожная. Того же мнения придерживались во многих северных странах.

Возможно, если бы Сара-Лиза сама проявила желание к какому-то участию в духовной жизни мужа и приучала бы к этому дочерей, то Линней не стал бы противиться. Но этого не было, и дочери Линнея росли необразованными, неразвитыми, не зная даже школы. Правда, домоводство, как и у матери, было их страстью, что очень нравилось отцу. Трудно предположить, что они понимали величие отца во всей его полноте. Может быть, вместе с матерью, они ценили его как источник довольства и почета, хотя по-своему любили…

Заветной мечтой князя ботаников было видеть среди «апостолов» своего единственного сына. Нежно и заботливо он готовил его к занятиям ботаникой.

Поздним вечером в халате, с небольшой меховой шапочкой на голове — парики давно в моде, но дома без них свободней! — Линней холит по своей комнате, окидывая взглядом портреты виднейших ботаников, развешанные по стенам.

Вот Рудбек-старший, вот сын его, а здесь Олаф Цельзий… На память приходят былые

страдания ради флоры. Нет, сыну он обеспечит дорогу. Мальчик даровит — это несомненно, — и никому не удастся помешать развитию его наклонностей. Слишком хорошо помнит старый ученый, сколько он сам перенес за то, что любил растения, милые растения. Он с радостью видит, что они милы и сердцу сына, сам ведет его в сад, показывает, называет растения.

— Только по-латыни, дорогой сын! Наука говорит языком богов. — Линней хочет, чтобы его наследник знал латинский язык, на котором исключительно писались научные произведения, в совершенстве.

— Я приложу все усилия, чтобы он стал ботаником.

Твердо и последовательно он прививал и выращивал у мальчика любовь к ботанической науке.

К сожалению, жена Линнея по каким-то причинам не любила своего первенца. Справедливость требует предположения, что Линней, несмотря на расточаемые им похвалы своей жене, вероятно, замечал ее нерасположение к сыну. Горько сказать, но, судя по достоверным источникам, она старалась восстанавливать отца против него. Правда, это ей решительно не удавалось.

Когда юноше исполнилось восемнадцать лет, отец добился учреждения должности демонстратора в Ботаническом саду и представил сына в качестве кандидата.

— Он будет вести переписку с заграничными учеными под моим руководством, вести занятия со студентами и наблюдать за порядком в музее. Оплата? Когда господин казначей изыщет для этого средства, тогда речь и пойдет о вознаграждении.

Для Линнея-старшего важно было втянуть сына в университет, поставить его перед необходимостью систематически работать в области ботаники. Вот за этим отец следил неусыпно: лучшие учителя, книги, гербарии и, главное, сам Линней-старший обеспечивают образование и воспитание молодого человека.

И он был очень образованным человеком, очень добросовестным тружеником. Все, что написал отец, он знал в совершенстве, но современники говорили, что «его, конечно, нельзя было сравнить с его великим отцом».

Молодой Линней был принят в университет в 1759 году, а в 1763 году получил звание профессора, но с окладом демонстратора, который был ему назначен только теперь впервые — четыре года он трудился без оплаты.

В двадцать один год профессор! Как долго и с каким трудом добивался этого звания когда-то его отец, который постарался обеспечить им сына заранее. Такая уступка знаменитому отцу в пользу сына далеко не всем нравилась в университете. Она возбуждала и зависть, и вражду, но слишком был велик авторитет Линнея, чтобы шепот недовольных мог сыграть какую-либо роль. Да и добросовестность, знания молодого человека были неоспоримы.

Письма в Россию

Трудами советских исследователей переведена с латинского на русский язык и опубликована часть обширной переписки Линнея с петербургскими учеными. Она началась в 1736 году и продолжалась около 40 лет.

Ученые обменивались книгами, растениями, сообщали друг другу научные новости, советовались по научным вопросам. Просили друг у друга разъяснения некоторых мест в опубликованных произведениях.

В письмах ученые обменивались мнениями о новых книгах, сообщали, какие труды должны появиться в печати, кто над какими вопросами работает. В то время журналов и специальных изданий было сравнительно немного, поэтому переписка ученых являлась общепринятым способом взаимной информации.