Карл XII, или Пять пуль для короля
Шрифт:
Пока в Пинск подходили отставшие части, Карл выслал полковника Кройца с двухтысячным отрядом «выяснить отношения» с наседавшими на шведский арьергард украинскими казаками известного им по Варшаве полковника Апостола. В городе Лакович Кройц блокировал полуторатысячный отряд казаков, оставив их под надзором небольшого подразделения, сам направился под город Клецк, где у него и произошел кровавый бой с главными силами Апостола. По шведским данным, потеряв более двух тысяч человек убитыми, Апостол скрылся в лесах и болотах, а Кройц вернулся в Лакович и устроил в нем настоящую резню. Упустив крупные регулярные воинские части царя, шведы решили выместить злобу на казаках. Сам король приехал посмотреть на последствия сражения под Клейком и очень впечатлился его масштабами. Приказав взорвать находившиеся поблизости две небольшие крепости Нисвич и Забирс, Карл
В Пинске шведы простояли почти месяц — сил набирались и люди, и лошади. Отсюда их путь лежал на Волынь, куда они прибыли неделю спустя, после того как покинули Пинск. Натерпевшимся в Пинских болотах солдатам Каролинской армии Волынь показалась раем. Здесь давно уже не было военных действий, люди жили зажиточно, и продовольствия для армии было в избытке. Волынцы выращивали даже табак, а хлеб и мед были в большом изобилии. На Волыни армия, совмещая приятное с полезным, задержалась на месяц. Карл XII остановился в замке Ярославичи между Луцком и Дубно.
О приятном мы уже упомянули — оно выпало в основном на долю шведов, а вот полезное делалось главным образом для короля Станислава. С помощью угроз и контрибуций Карл XII обеспечивал ему изъявления любви со стороны местных жителей. В этих краях находились земли и родовые замки большинства польских аристократов, которые были настроены антишведски и с избранием Лещинского не соглашались, к примеру, владения великого канцлера литовского Радзивилла, всех братьев Любомирских, включая хорошо известного читателю Иеронима Любомирского [99] , и многих других. Всех их Карл поставил перед выбором: либо оказать почести новому королю, либо безмолвно наблюдать за карательными действиями шведских «товарищей» в своих и соседних имениях. С течением времени король, кажется, нашел, на его взгляд, эффективное средство обращения с польским народом.
99
Сам предводитель коронной польской армии к этому времени уже умер.
Магнаты были людьми благоразумными и стали по очереди прикладываться к ручке бывшего познаньского воеводы и нарасхват звать его к себе в гости. Какие чувства канцлер Радзивилл испытывал в глубине своей души и как он себя поведет сразу после того, как шведы покинут Волынь, Карла XII трогало мало.
Куда король направит свои стопы из Волыни, никто не знал. В шведском лагере поговаривали о Саксонии, но это были всего лишь догадки. Все знали, что король непредсказуем, но были уверены, что плохое ему никогда в голову не придет. Наступит время — скажут, и солдаты пойдут туда, куда он прикажет. Поэтому в день выхода из Волыни даже генералы не имели понятия о конечной цели своего маршрута — этим достигалась секретность передвижения и обеспечивался эффект неожиданности.
Перед выходом из Ярославичей король предпринял шаг, который тем не менее косвенным образом мог указывать на скорое окончание войны. Он подписал указы о массовом повышении в звании своих генералов и офицеров — такого в истории Швеции никогда не было. Почти все старые заслуженные генералы — О. Веллингк, Н. Стромберг, К. Поссе, А. Хорн и другие — получили звание королевских советников и были отпущены в Швецию для занятия синекурных постов; Реншёльд удостоился звания фельдмаршала, королевского советника и графского титула [100] ; Левенхаупт, Стенбок, Майдель и Мардефельт стали полными генералами. Были произведены в генерал-майоры 13 полковников, в полковники - 17 подполковников, а уж сколько майоров стали подполковниками, шведские историки не указывают.
100
После всех этих королевских милостей Реншёльд, утонченный аристократ с манерами дипломата, по свидетельству современников, превратился в грубого и надменного солдафона, купавшегося в лучах славы и быстро нажившего себе врагов в лиие графа Пипера и генерала Левенхаупта.
Чувства радости и глубокого морального удовлетворения охватили всю армию и их родственников в Швеции. Для характеристики атмосферы того времени заглянем еще раз в семейный архив Стенбоков и посмотрим, как полный генерал от инфантерии и губернатор Сконии отреагировал
О, этот граф Пипер! Все, кто удостаивался королевской милости, должны были непременно «отблагодарить» его золотыми дукатами — других денег граф не брал. Независимо от того, кто получал повышение — профессор Упеальского университета, канцелярский чиновник или боевой полковник, — все они платили дань (или мзду) Пиперу. Иначе было нельзя — ведь через него проходили все бумаги, аттестации и отзывы, в его распоряжении были все бланки и печати. И хотя он и пальцем не пошевелил, чтобы высказать Карлу свое мнение о том или ином кандидате на поощрение, но все наивно чувствовали себя перед ним в долгу. Так было принято. Мало ли что: а если граф потеряет бумажку, забудет контрасигнировать ее перед подачей королю или положит под сукно? К воинским званиям и чинам Пипер вообще не имел никакого отношения — поддержание дисциплины, наказания и поощрения целиком находились в руках Карла, но простые военные души плохо разбирались в канцелярских тонкостях и... исправно давали графу взятки. А граф Пипер без всякого зазрения совести их брал.
Впрочем, «подношений» от иностранцев граф избегал: когда голштинский герцог подарил Пиперу украшенную бриллиантами табакерку и вложил в нее четыре тысячи талеров, граф табакерку оставил, а деньги вернул, приговаривая: «Табачок слишком крепок». Французский посол де Жискар в своем отчете в Париж писал: «Пипер очень любит деньги, но от иностранцев ничего не берет. Он превосходно знает своего короля и эти знания обращает в свою пользу, но никогда во вред отечеству».
Граф Карл Густав Пипер был самым богатым человеком в Швеции. Он был импозантным, важным, неприступным. Кавалеры, военные, ученые, дипломаты гнули перед ним спину, а он в ответ даже не снимал с головы шляпы. Он был важной, очень важной персоной — пожалуй, важнее самого Карла XII. Во всяком случае, его манеры были более величественными, нежели у его монарха. Его философия была философией торгаша: деньги, сколько бы их ни было, не являются лишними, и дурак тог, кто их не берет. И вряд ли он считал, что, присваивая себе полномочия, на которые он не имел никакого права, он обманывал короля.
Все удивлялись: как это король Швеции, аристократ высшей пробы, долгие годы держал при себе этого плебея? Вероятно, потому, что противоположности притягиваются, а кроме того, толстяк Пипер был работоспособен как вол и по-своему предан королю. При всем при том граф не заискивал перед Карлом, всегда имел свое мнение, отстаивал его, часто не соглашался с королем и давал ему советы, заранее предполагая, что они могут тому не понравиться. Вместе они составляли вполне гармоничную пару, и если бы важный прохиндей Пипер обладал хоть капелькой юмора, их вполне можно было бы сравнить с Дон Кихотом и Санчо Пансой. Нет, граф Пипер был большой и загадочной штучкой, и что бы там ни говорили, он вертел всеми делами Швеции, и дела в государстве шли совсем неплохо [101] .
101
В русском плену граф Пипер будет активно заниматься судьбами своих пленных соотечественников и напишет мемуары.
Как ни хороша была Волынь, но наступило время оттуда уходить. Путь шведской армии пролегал на запад, через десять дней марша шведы появились в знакомых им уже местах в районе Люблина. Трое суток спустя они уже переправились через Вислу и 3 августа остановились в Рандоме, в сотне километров к югу от Варшавы, в то время как Август со смешанной кавалерией уходил из Кракова в Литву, вероятно, в надежде выманить Карла туда. Движение шахматных фигур на польской доске не прекращалось ни на минуту,