Карл XII, или Пять пуль для короля
Шрифт:
Может быть, Карл XII, как и Левенхаупт и другие его генералы, недооценил обстановку? Они, возможно, верили, что русские в течение двух последующих дней в Переволочне не появятся и тогда остатки армии успеют переправиться через Ворсклу в районе Кишенки и добраться до Бахчисарая. Вероятно, никто из них не мог представить, что Меншиков окружит Переволочну уже через несколько часов после того, как король переправится на правый берег Днепра.
Но тогда кто виноват в капитуляции армии под Переволочной?
Глава семнадцатая
ДНИ ЛЕНИВОЙ СОБАКИ
Магистр Улаус. Да, король
Кристьян взят в плен и сидит
в Сёндерборгском замке на острове
Альс.
Для начала шведам нужно было привыкнуть к мысли о том, что их пребывание в Турции будет более длительным, нежели предполагалось в самом начале. Поводом для этого послужила неудачная экспедиция в Польшу. Уже в сентябре 1709 года нетерпеливый Карл XII снарядил
Эпизод послужил вполне логичным поводом к обострению русско-турецких отношений, поскольку налицо было нарушение турецкой границы русскими войсками. П. А. Толстой в Стамбуле должен был во всю силу своего дипломатического и разведывательного таланта заверить турок, что нарушение границы полностью лежит на недисциплинированном русском генерале, который будет немедленно и строго наказан царем. Турки сделали вид, что удовлетворены этим объяснением, и смолчали.
Примечательным в этом неудавшемся походе было и то, что его возглавлял «знаток дорог» и генерал-квартирмейстер уже несуществующей шведской армии А. Юлленкрук. Бедняге понадобилось при самых драматических обстоятельствах спастись от русского плена под Полтавой и в Переволочне, чтобы снова попасть в ловушку в каких-то вполне безопасных со всех европейских точек зрения Черновцах. Он конечно же не предполагал, что Петр I мало обращал внимания на такие мелочи, как турецкая граница, тем более что границы в то время не охранялись и проводились довольно произвольно и невнятно. Старик стойко снес эти превратности судьбы и в своих мемуарах не удостоил их ни одним вздохом. Зато он соединился со многими знакомыми личностями в Москве и оставил потомкам довольно живописные и ценные свидетельства и о Полтавской битве, и о многом другом [205] .
205
Человек чести и долга и, пожалуй, самая колоритная и интересная личность в окружении Карла XII, Юлленкрук, по свидетельству графа Пипера, в Москве впал в задумчивость и якобы даже помутился разумом. Он пережил все тяготы плена, вернулся в Швецию и благополучно дожил до 1730 года. Умер генерал-лейтенантом, бароном и владельцем имения в Сконе.
Б. Лильегрен высказывает предположение о том, что король Карл специально подставил отряд Юлленкрука под удар русских, надеясь тем самым спровоцировать конфликт между Турцией и Россией, находившихся в состоянии перемирия. Перед отправкой Юлленкрука в Польшу Карл XII усиленно рекомендовал своему генерал-квартирмейстеру держаться поближе к русской границе (!), аргументируя это тем, что так для шведов будет безопаснее. Версия кажется вполне правдоподобной: для Карла, как мы уже указывали, его подданные представлялись всего лишь какой-то абстрактной величиной, а судьба отдельных людей заключалась в том, чтобы приносить пользу его имени и служить его личной славе. Как бы то ни было, турки по поводу нарушения их границы сделали русским представление, но до войны дело пока не дошло.
Наступило время попрощаться еще с двумя действующими лицами нашей драмы: гетманом Мазепой и генералом Лагеркруной. Мазепа, вероятно угнетенный болезнями, старостью и изменой царю, скончался в Бендерах 2 октября (21 сентября) 1709 года. Карл XII лично проводил его в последний путь и, как пишет Ф. Г. Бенгтссон, назначил его преемником писаря Филиппа Орлика [206] . Никто смерти гетмана не заметил, и никто о нем не сожалел, равно как не заметили и исчезновения из Бендер «самого пунктуального в шведской армии генерала». Лагеркруна сумел отличиться и в Бендерах: своими назойливостью, наглостью и скандальностью он довел до точки кипения даже стоика Карла XII. Возмущение и недовольство им со стороны короля, говорят, было большим, даже очень большим. Историк Нурдберг рассказывает об этом следующее. Карл ни разу не только не говорил, но даже не намекал Лагеркруне о своем недовольстве его действиями в Северской земле, но в Турции генерал донял короля окончательно. Так уж получилось, что Лагеркруна пришел к новому фавориту короля подполковнику Кристьяну Альбрехту Гротхюсену и начал с ним «лаяться» в присутствии его величества. Карл XII заставил себя выслушать всю сцену, не вмешавшись в нее ни словом ни делом. На следующий день генерал Лагеркруна пришел к королю извиняться. Карл хладнокровно ответил: «Это была неприятная сцена, и вы были не правы. Вы были так беспардонно наглы, что будь я на месте Гротхюсена, я бы взял щипцы от камина и ударил бы ими по вашей голове, даже если бы я находился при этом в комнате короля. Но все это в прошлом. Хочу вам заявить сегодня то, что я хотел сделать еще вчера и о чем думал уже давно: убирайтесь прочь и больше не попадайтесь мне на глаза». Лагеркруна упал на колени и просил о помиловании, но его величество сказал: «Один раз сказано — один раз сделано. Все».
206
Сомнительное утверждение. Тем более с избранием Орлика гетманом, как пишет Б. Лильегрен, сотрудничество шведов с мазепинцами серьезно ухудшилось. В качестве причины для охлаждения отношений послужила передача шведами племяннику
Генерал-прохиндей и после этого решил не сдаваться. Он выправил себе паспорт на свое имя, но без указания титулов, пошел к пастору Ауривиллису за причастием и стал жаловаться ему, что совесть его будет нечиста до тех пор, пока он будет ощущать недовольство Карла XII. Не мог бы святой отец походатайствовать о его прощении у короля? Пастор, ничтоже сумняшеся, пошел к Карлу XII, но король остался при своем решении. «Это всего-навсего лишь выдумка напомнить о себе, но ничего из этого не получится, — сказал Карл пастору. — Если у господина Лагеркруны на совести нет ничего другого, что мешает ему принять причастие, то его просьба является лишь предлогом, ибо я как король всегда могу наказать преступление, не вынашивая ненависти к самому преступнику».
После этого Лагеркруна наконец-то отправился в Швецию, чтобы кануть в безвестность и погрузиться в длительные судебные процессы, связанные, естественно, с финансовыми делами. Вернувшийся из русского плена офицер обвинит его в том, что генерал на поле Полтавского сражения украл у него коня.
В 1710 году Карл отправил О. В. Клинковстрёма с письмами в Стокгольм, но по дороге тот был схвачен поляками, верными королю Августу, и по просьбе царя Петра передан в распоряжение генерала X. Гольца, стоявшего со своим отрядом в Польше. Генерал Гольц, ожидая дальнейших распоряжений Петра, несколько затянул отправку шведа в Россию, чем воспользовался давно копавший под него светлейший князь А. Д. Меншиков, который и добился отзыва генерала в Петербург, где ему было предъявлено обвинение в измене [207] .
207
Замещавший Гольца генерал Янус тоже не успел отправить Клинковстрёма к царю, потому что швед вскоре сбежал.
... А в остальном дни в Бендерах тянулись медленно, скучно и однообразно. Город был маленький и особых развлечений не предоставлял. Турки строго соблюдали «сухой закон», и только на окраинах Бендер, где жили евреи и христиане, можно было достать пива или вина. По вечерам из города до шведского лагеря доносилась музыка, но шведы воспринимали ее как сплошную какофонию звуков. Хороши были шашлыки, люля, кофе и шербет, солдаты объедались фруктами, но излишества и отсутствие должной гигиены приводили лишь к жестоким и массовым расстройствам. Драбанты от нечего делать затеяли свою любимую забаву — дуэли, и королю пришлось принять жесткие меры для того, чтобы они не вошли в обычай. Кое-кого даже расстреляли. Поварята и молодые офицерские денщики стали объектом пристального внимания содомистски настроенных турок, и пастор Агрелль запретил ребятам в одиночку появляться в городе, где одинокие женщины и девушки чувствовали себя в большей безопасности, нежели представители сильного пола. Жертвой сексуального интереса турок к шведским денщикам стал барабанщик Кальмарского полка: он попытался спасти одного из денщиков от домогательств османца, а тот пырнул его ножом. В целом же контакты шведов с местным населением были мирными. Из Бендер в Швецию и обратно скакали курьеры, которые увозили и привозили письма с родины. Появились первые беглецы из русского плена, а также поклонники Карла со всей Европы. Бендеры становились космополитическим городом.
Здесь король больше внимания стал уделять работе канцелярии и целые часы проводил в обществе Мюллерна и Фейфа, разбирая почту и делая указания на счет полученной корреспонденции. Анализ этих писем позволяет сделать однозначный вывод о том, что королю в Турции некоторым образом удалось преодолеть пренебрежительное отношение к дипломатии как к разновидности человеческой деятельности, и он с большой заинтересованностью, скрупулезностью и знанием дела взял в свои руки всю внешнеполитическую деятельность. Так он в первый раз в жизни проявил мирную инициативу и разработал проект заключения мира с Данией [208] .
208
Возможно, датчане и согласились бы пойти на мир со шведами, если бы Карл не оговорил его неприемлемыми для них условиями — необходимостью выплатить компенсацию за нанесенный Швеции ущерб во время военной кампании 1709—1710 годов.
Он направил раненых офицеров на лечение на воды в Бруссе, в Малой Азии, а молодых и способных офицеров капитана Конрада Спарре и лейтенанта Ханса Юлленшеппа — в 17-месячную командировку в Сирию, Палестину и Египет для изучения фортификационного дела и знакомства с имевшимися там средневековыми крепостями (большая часть из привезенных ими 2500 рисунков и предметов арабского быта и искусства сгорит в королевском доме во время Бендерского калыбалыка). Пастор М. Энеман, участвовавший в одной из таких экспедиций, привез из Египта двух маленьких крокодилов и подарил их королю, который хранил рептилий в стеклянной банке. Как-то король и его тафельдекер Хюльтман устроили «эксперимент»: они положили крокодильчиков на горячие угли и наблюдали, «...сколько зеленого, черного и голубого яда они выделят». Эксперимент закончился смертью рептилий. Забавными оказались и два хамелеона — их Хюльтман принимал за птичек. Хамелеонам повезло больше — они прожили у короля целый год.