Карман полный ржи
Шрифт:
— Видите? — спросила миссис Маккензи. — Я вычеркнула ее из Библии. Навеки отсекла ее от себя! Ангел, что отмечает добрые дела и грехи, там ее не найдет.
— Вы вычеркнули ее имя из Библии? Но почему, мадам?
Миссис Маккензи посмотрела на него с хитроватым прищуром.
— Сами знаете почему, — сказала она.
— Нет, не знаю. Правда не знаю, мадам.
— Она перестала верить. Вы же знаете, что она перестала верить.
— Где ваша дочь сейчас, мадам?
— Я вам уже сказала. У меня нет дочери. Руби Маккензи
— Вы хотите сказать, что она умерла?
— Умерла? — Женщина внезапно расхохоталась. — Было бы лучше, если бы она умерла. Для нее самой. Намного лучше. — Она вздохнула и беспокойно заерзала в кресле. Потом, вдруг вспомнив о правилах хорошего тона, сказала:
— Извините, боюсь, больше не смогу уделить вам времени. Знаете, времени становится все меньше, а мне еще надо дочитать книгу.
Инспектор Нил хотел еще что-то выспросить, но ответа не получил. Миссис Маккензи отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и продолжала читать Библию, водя пальцем по строчкам.
Нил поднялся и вышел. Прежде чем уехать, он накоротке переговорил с управляющим.
— Кто-нибудь из родственников ее навещает? — спросил он. — Дочь, например?
— По-моему, во времена моего предшественника к ней однажды приехала дочь, но пациентка так разволновалась, что дочь попросили больше не приезжать. С тех пор все дела решаются через адвокатов.
— А вам известно, где эта Руби Маккензи сейчас?
Управляющий покачал головой.
— Не имею ни малейшего представления.
— А вы случайно не знаете, замужем она или нет?
— Понятия не имею. Хотите, дам адрес адвокатов, которые ведут дела этой пациентки?
До ее адвокатов инспектор Нил уже добрался. Они были не в состоянии — если верить им на слово — что-либо прояснить. Для миссис Маккензи был создан денежный фонд, этими средствами они и оперировали. Распоряжения были сделаны несколько лет назад, с той поры мисс Маккензи адвокаты не видели.
Инспектор Нил попытался получить описание Руби Маккензи, но сильно не преуспел. К пациентам приезжает столько родственников, что через несколько лет перестаешь понимать, кто есть кто, и все становятся как бы на одно лицо. Сестра-хозяйка, проработавшая в лечебнице много лет, с трудом припомнила, что мисс Маккензи была женщиной невысокой и темноволосой. Еще одна сестра, числившаяся в старожилах лечебницы, сказала, что мисс Маккензи — женщина крепко сбитая, блондинка.
— Вот так, сэр, — подытожил инспектор Нил, доложив о проделанной работе помощнику комиссара. — Все составные части этой безумной считалки на месте. Не может такое быть случайным.
Помощник комиссара задумчиво кивнул.
— Дрозды в пироге связывают между собой шахту «Дрозды», зерна в кармане убитого, лепешку с медом Адель Фортескью (последнее, впрочем, не особенно убеждает. В конце концов, все едят за чаем лепешки с медом!). Третье убийство — девушка
— Минутку, сэр, — сказал инспектор Нил.
— Что такое?
Инспектор Нил нахмурился.
— Что-то меня в этой версии не устраивает. Не похожа она на правду. Что-то не стыкуется. — Он покачал головой и вздохнул. — А вот что? Пока не знаю.
Глава 21
Ланс и Пэт бродили по ухоженным лужайкам, окружавшим «Тисовую хижину».
— Надеюсь, Ланс, я не сильно огорчу тебя, — негромко сказала Пэт, — но более жуткого сада я в жизни не видела.
— Не огорчишь, — успокоил ее Ланс. — Неужели он такой уж жуткий? Не знаю, не знаю. По-моему, здесь не переставая копаются целых три садовника.
— Может, — предположила Пэт, — в этом вся беда. Средства затрачены большие, но индивидуального вкуса не чувствуется. А ведь наверняка тут все как положено: и рододендроны самые лучшие, и высадили их как надо и в срок.
— А ты, Пэт, что посадила бы, если бы у тебя был английский сад?
— В моем саду, — ответила Пэт, — росли бы штокрозы, шпорники и крупные колокольчики — никаких клумб, тем более этого кошмарного тиса.
И она чуть ли не с ненавистью взглянула на тисовую изгородь.
— Ассоциативное мышление, — не задумываясь определил Ланс.
— В отравителе есть что-то такое, от чего у меня мороз по коже, — сказала Пэт. — Представляешь себе этого человека: мрачный, переполненный желчью, мстительный…
— Ты так его воспринимаешь? Занятно! А по-моему, для отравителя больше характерны деловитость и хладнокровие.
— Да, наверное, ты прав. — Она чуть поежилась. — Все равно три убийства… Этот убийца — просто маньяк.
— Да, — глухо произнес Ланс. — Боюсь, что так. — Внезапно он заговорил громко:
— Послушай, Пэт, ради Бога, уезжай отсюда. Возвращайся в Лондон. Поезжай в Девоншир или на озера. В Стратфорд-на-Эйвоне или в Норфолк, там есть что посмотреть. Полиция тебя задерживать не будет — ты к этой истории не имеешь никакого отношения. Когда отравили отца, ты была в Париже, когда убили двух других — в Лондоне. Поверь, я страшно обеспокоен тем, что ты здесь.
Пэт некоторое время молчала, потом негромко спросила:
— Ты ведь знаешь, кто это, правда?
— Нет, не знаю.
— Но тебе кажется, что знаешь… Потому ты и боишься за меня. Лучше бы ты мне все рассказал.
— Да нечего мне рассказывать. Я сам ничего не знаю. Но, видит Бог, хочу, чтобы ты отсюда уехала.
— Дорогой, — сказала Пэт, — никуда я не поеду. Я останусь здесь. К добру это или нет — останусь. Иначе просто не могу. — Она добавила с неожиданной дрожью в голосе:
— Только со мной всегда не к добру.
— Как тебя понимать, Пэт?