Карнак и загадка Атлантиды
Шрифт:
Оттуда, где могла находиться Атлантида — вероятно, на северо-западе Европы, может быть, даже близ Гельголанда, — атланты, спасшиеся от катаклизма, рассеялись по районам, которые казались им наиболее безопасными, в том числе и по ближайшим к месту их рождения. Зачем им было совершать кругосветное путешествие, если так просто было найти еще малонаселенные территории на побережье Атлантики, которая была ихморем, и попытаться худо-бедно воссоздать утраченную родину? Предполагать, что выжившие атланты расселились едва ли не по всему миру, — значит либо предполагать, что они были крайне многочисленны, либо что катастрофа не была настолько серьезной и смертоносной, как о ней говорят. По здравой логике выжить должны были очень немногие. Бежав к соседним или близким народам, они просто-напросто ушли в страны, уже принадлежавшие им: судя по тексту Платона, они уже давнозавоевали часть атлантической Европы. То, что эти атлантические берега ощутили на себе последствия той приливной волны, которая уничтожила Атлантиду, не вызывает сомнений: но после бурь ситуация вновь нормализовалась, и некоторые атланты вполне могли,
В самом деле, если буквально следовать описанию, сделанному Критием, надо провести три концентрические окружности, изображающие три окружные стены, а внутри этого тройного круга нарисовать крест, изображающий большие каналы, причем один из этих каналов надо вывести за пределы кругов и довести до моря. Любопытно, что получается настоящий кельтский крест.А сообразно восстановленному плану окончательного и завершенного памятника Стоунхендж (учитывающему три периода строительства) надо точно так же провести три концентрические окружности и внутри этих кругов наметить крест, одна из ветвей которого, сориентирована на северо-восток, в направлении восхода солнца в летнее солнцестояние, образует входную дорогу в святилище. Таким образом опять вырисовывается знаменитый кельтский крест, который, может быть, совсем и не кельтский, а наследие народов, пришедших из другого места, из-за моря. Если кресты, которые называют кельтскими и которые можно видеть в Ирландии и Великобритании (но не в армориканской Бретани), — памятники сравнительно новые, датируемые самое раннее VII веком н. э., и в полной мере христианские, это значит, что кельтские христианские народы, чтобы отличаться от других, использовали символ, который еще не забылся и которому они придали новое значение. Таким же может быть объяснение некоторых вписанных в круг крестов, которые появлялись в средние века в регионах, где расцветали так называемые ереси, например, в катарской Окситании. Речь ни в коем случае не идет о влиянии атлантов: это просто значит, что самые архаические символы рано или поздно вновь используются другими религиозными или культурными системами и в дополнение к первоначальному смыслу получают новые значения. В конце концов, хорошо известно, что христианский крест — не христианский: в музеях более чем достаточно золотых крестов, датируемых бронзовым веком, то есть появившихся за тысячу или две тысячи лет до Рождества Христова, это общий солярный символ с четырьмя равными ветвями. И исторического Христа распяли на кресте не такого типа, потому что хорошо известно, что римляне обычно казнили на кресте тау-образной формы. Это первые христиане вновь использовали древний символ креста с четырьмя ветвями, удлинив одну из ветвей (латинский крест), чтобы сделать из него эмблему Христа — кстати, учтя созвучие имени Христос (помазанник) и латинского слова crux.
Итак, хоть однозначно утверждать что бы то ни было нельзя, в больших мегалитических ансамблях можно увидеть пережиток сакральной архитектуры атлантов, во всяком случае атлантов из рассказа саисских жрецов Солону, несколько пересмотренного и исправленного Платоном.
Но мегалиты — это не кельты. Было выдвинуто несколько теорий, стремившихся отождествить кельтов с древними атлантами, а друидизм представить как сохранившуюся религию атлантов. Изрядный абсурд. Кельты пришли с востока; все они в тот или иной момент первого тысячелетия до нашей эры пересекли Рейн. Кельты — никоим образом не люди моря, но на территории, где они поселились, в свою очередь пришли люди с моряи смешались с ними. Эти люди с моря принесли с собой культ Диоскуров, которого кельты не знали или не отправляли. Это все отмечено в исторических документах, отрицать которых нельзя, разве что огулом отвергнув все, что писали — порой достаточно путано — греческие и латинские авторы о народах крайнего Запада, с которыми они поддерживали более или менее постоянные связи.
Что касается друидизма, то, чтобы увидеть в нем наследие «мудрости атлантов», нужно очень постараться. Прежде всего следует признать, что о друидизме нам известно мало, а о религии, которую исповедовали атланты, и того меньше. Такое отождествление — не более чем домысел. Кстати, из свойств друидизма неизбежно следует, что это была индоевропейская религия — с известной троичностью функций и организацией класса жрецов, — даже если верования и обычаи автохтонных народов, обращенных в друидизм, глубоко изменили его и придали ему откровенно инородные элементы шаманского типа.
Ко всей этой путанице ведет тот факт, что авторы греческой и римской древности, сообщая что-либо о кельтах, почти не понимали ни смысла, ни важности этих реалий, а с другой стороны, чисто кельтская традиция включает в себя архаические элементы, не кельтские, но отражающие память о далеком прошлом крайнего Запада и реминисценции из него. Показателен один пример — Финна и фиана, хоть рассказы об их приключениях — сравнительно поздние. В самом деле, цикл о Финне связан с традицией великих охотников на северных оленей доисторических времен: если имена персонажей
Однако есть настораживающие факты. Откуда в кельтской традиции это навязчивое представление о разбушевавшихся волнах? Откуда этот ритуал заклятия моря, над которым слегка посмеивается Аристотель? Почему эти люди знали миф о городе Исе, то и дело упорно вспоминая его?
Странные недомолвки встречаются в одной валлийской поэме, приписываемой Талиесину. Ничего точно утверждать нельзя, текст, вероятно, неполон или искажен, но можно понять, что король-чародей Мат, сын Матонви, из Гвинедда, «отпустил стихии на волю» при помощи своей знаменитой волшебной палочки, которую другие тексты приписывают ему в качестве атрибута. Тогда «разразилась буря и длилась четыре ночи в самый разгар прекрасного времени года. Люди падали, деревья больше не давали укрытия от ветра с моря». Но волшебник Гвиддион, племянник Мата, обязанный ему своим знанием магии, также герой мифологической эпопеи Гвинедда, загадочный персонаж, олицетворяющий друидизм — или представление о нем, — с таким же правом, как и чародей Мерлин, обладая некоторыми его чертами, держит со своим братом Амаэтоном совет, как справиться с бедствием. Амаэтон, «земледелец», — сын Дон, как и его брат, а Дон — это сестра Мата и олицетворение богини-матери (ирландская Дану). Оба делают «кольцо, обладавшее таким могуществом, что море не могло поглотить их лучшие отряды». [102]
102
Markale, Jean. Les Grands Bardes gallois. Paris: J. Picollec, 1980. P. 110.
Этот текст очень насыщен. Тут есть все: власть друидов над стихиями, друидский ветер, защита друидическими методами, осуществленная Гвиддионом, потому что кольцо явно имеет символическое значение и означает ритуалы заклятия бури, антагонизм между дядей по матери (Матом) и его племянником — его наследником и преемником по кельтскому обычаю, — сама фигура Мата, имя которого означает «медведь» и который связан с королевской функцией, «знание» Гвиддиона, имя которого связано с деревом и который олицетворяет применение растительной энергии — которая, похоже, была известна друидам, [103] участие Амаэтона, «земледельца», представляющего «людей сухопутья» в отличие от «моряков». Все эти элементы остаются таинственными, но передают состояние духа. В кельтской традиции есть некоторые следы, которые порой трудно понять и трудно определить для них место, но которые принадлежат не к кельтской коллективной памяти. Однако нет сомнения, что друидизм с его шаманскими, если не магическими, компонентами не собирался бороться с бушующими стихиями в память о катастрофическом наводнении, столь глубоко врезавшемся в их традицию.
103
Одним из главных мифов у кельтов был миф об идущем лесе. Символически все рассказы, имеющие касательство к этому мифу, в том числе якобы исторический эпизод из Тита Ливия, намекают на возможность овладения энергией, содержащейся в растениях, и ее использование друидами.
Есть и бесспорные факты. Венеты — конечно, не кельты, а «пришельцы с отдаленных островов», о которых говорит Тимаген. Это умелые мореплаватели и завоеватели, даже в эпоху Цезаря. Их название говорит о «красивом», «белом» и прежде всего «священном» племени. Они — несомненно, последние потомки народов, имевших очень развитые познания в мореплавании, особый культ богов-близнецов — покровителей этого мореплавания и верование, что они — наследники богини-моря и бога, воплощающего таинственные и глубинные силы, которые одушевляют вселенную. И, главное, на их территории, в окрестностях Карнака и Локмариакера, находятся величайшие из известных мегалитических ансамблей.
Глава IV
КАРНАК — СВЯТИЛИЩЕ В ЦЕНТРЕ МИРА
Рассматривая гигантские аллеи менгиров в Карнаке, невозможно не воспринимать его как храм под открытым небом, рассчитанный на то, чтобы тысячи паломников проводили в нем большие церемонии, солярный характер которых не вызывает ни малейших сомнений. Конечно, Карнак не единственное место, где есть аллеи менгиров. Конечно, общая структура аллей менгиров не всегда выглядит здесь очень ясной и в ней присутствует некий разброс, какого не обнаруживается в других аналогичных памятниках, как Эйвбери или Стоунхендж, кругообразная форма которых дает больше возможности для концентрации энергии. Но надо знать, что Эйвбери и Стоунхендж построены позже, чем Карнак, и что, если другие аллеи менгиров, другие кромлехи, возможно, и гармонигней, то для большой территориальной протяженности Карнака, который тянется с востока на запад, должны были существовать весомые причины.
Есть и еще кое-что, не лишенное интереса: Карнак находится почти в центре территории, поднявшейся из-под воды.Ее абсолютный геодезический центр расположен на острове Дюме, на траверзе Ла-Тюрбаль, на полпути между мысом Пириак и южной частью Бель-Иля. Но это не очень далеко от Карнака, и строители Карнака в любом случае, несомненно, не имели возможности с необходимой точностью установить реальный центр мира. Они определили его приблизительно. Впрочем, на острове Дюме было бы и невозможно воплотить все, что сделано в Карнаке: для грандиозного святилища такого рода необходима достаточная площадь, и территория Карнака с бедной почвой, где проглядывают гранитные жилы, особенно подходила для таких масштабных работ.