Каролин и Каро
Шрифт:
Витрина становилась все совершеннее, Каролин добавила еще, как истинный художник, несколько штрихов, покинула пространство за стеклом и вышла на улицу, чтобы взглянуть на свою работу глазами прохожих. Карелии улыбалась, глядя на все это великолепие.
Рождественская елка сияла среди сугробов искусственного снега, а кукольный домик был полон сказочной жизни. К нему ступал по снегу румяный Санта-Клаус с полным мешком подарков, из которого высовывались крохотные пестрые чулочки со сладостями и игрушками.
Рождество приближалось
— Каролин, я иду в кладовую, — она услышала голос воспитателя, — принести твой чемодан?
— Нет, — сказала Каролин и поспешно добавила, заметив, как удивленно на нее все посмотрели: — Не сейчас.
Она ждала вестей от отца, но он не звонил. Только восемнадцатого декабря она получила телеграмму, но с другого конца континента.
“Не могу провести Рождество без моей милой девочки. Высылаю билет. Люблю тебя. Зоэ”.
Оказывается, из автомата, откуда сыплются при выигрыше одни лишь пятицентовики, может выскочить и серебряный доллар. Теперь Каролин могла отправиться за чемоданом, пойти в город и выбрать матери рождественский подарок и ощутить зависть других девочек — ведь только она одна из всех полетит на каникулы в солнечную Калифорнию.
Рождество в Лос-Анджелесе — это что-то невероятное! По-летнему тепло. Дома и деревья обвиты гирляндами сверкающих лампочек, а серферы покоряют океанские волны, нацепив яркие шапки Санта-Клаусов.
Каролин развлекалась от души. Она не вспоминала ни об Адаме, ни об отце и Мэг. Вместе с Зоэ они украсили елку золотыми шарами. На вагончике с конной упряжкой они совершили путешествие в Пасадену, а после рождественского обеда отправились в театр, где по традиции давали классического “Щелкунчика”. Зоэ была неотразима и флиртовала с каждым встречным Санта-Клаусом.
В канун Рождества Каролин и Зоэ припрятали под елкой подарки друг для друга, а наутро принялись их распаковывать.
Зоэ первой вскрыла в нетерпении коробку, полученную от Каролин. Там была музыкальная шкатулка.
— Такой красивой вещи я и представить себе не могла, — произнесла Зоэ шепотом, но это донеслось до Каролин, и она зарделась румянцем от гордости.
Зоэ протянула ей большой пакет.
— Это прибыло вчера от твоего отца.
Каролин достала из пакета элегантное красное пальто, но тут же отложила его в сторону. Ей не хотелось думать сегодня об отце.
Дальше пошли подарки от Зоэ — юбки и блузки, свитер и берет под цвет ему, альбом с новым мюзиклом “Волосы” и красивые сережки. В последней коробке лежало платье. Настоящий вечерний наряд из лилового бархата.
— Вот это мой настоящий подарок, — сказала Зоэ. — Я не могу поверить, что тебе уже двенадцать, а у меня до сих пор нет твоего профессионального портрета. В четверг мы идем фотографироваться.
В назначенный четверг Каролин и Зоэ появились в салоне Элизабет Арден.
— Тобой займется Роберто, — предупредила Зоэ. — Он гений.
Роберто поцеловал маленькую ручку Каролин.
— Ты
Из салона Зоэ забрала дочку в полдень. Лиловое вечернее платье висело на плечиках в салоне автомобиля. Они ехали в Голливуд.
— Ты запомнишь этот день на всю жизнь, — Зоэ была взволнована. — Не всякой девочке выпадает удача позировать самому Хансу Ласки. Ты слышала о нем?
— Боюсь, что нет, — смутилась девочка. Зоэ горестно вздохнула.
— Конечно, нет, ведь ты выросла с Бартоном. Ханс Ласки был величайшим фотографом, его работы выставлялись в лучших музеях мира, он снимал всех звезд экрана и сцены, когда те находились в зените их звонкой славы.
— Я повстречалась с ним на одной вечеринке, когда еще только приехала в Голливуд. И ты знаешь, как он помог мне, едва только появилось мое агентство? Он совершенно бесплатно фотографировал всех моих детишек! — Зоэ загадочно улыбнулась. — Это большая удача, что он сейчас здесь, вообще-то он живет в Бостоне. И ты знаешь, что он сказал, узнав, что ты тоже здесь? “Настало время сделать портрет твоей настоящей дочки!”
Они вошли в громадное кирпичное здание, где, оказывается, размещался съемочный павильон и где их встретил седенький, маленького роста и какой-то скрюченный старичок.
Зоэ расцеловалась с ним и представила Каролин. Ханс Ласки всмотрелся в девочку. Глаза его были в красных прожилках. Каролин от такого взгляда стало не по себе.
— Ты можешь переодеться здесь, за занавеской, — вот и все, что сказал старик.
Ханс Ласки усадил ее на высокий вращающийся стул, направил осветительные приборы, взъерошил волосы. Потом откуда-то вытащил камеру и начал снимать:
— Наклони голову. Нет, в другую сторону. Подними глаза. Не так высоко. Расслабь руки. Сиди свободно.
Каролин чувствовала себя ужасно. Поза ее была неудобной, а улыбка вымученной. Но, посмотрев на Зоэ, стоящую где-то в сторонке, она вспомнила, что эта съемка — ее своеобразный подарок для матери.
Ближе к концу сеанса она услышала, как с шумом отворилась металлическая дверь павильона, и кто-то появился за спиной фотографа. Приборы так ярко светили ей в глаза, что Каролин не могла разобрать, кто этот молчаливый наблюдатель. Только когда он пошевелился и тронул старика за плечо, она поняла, что это очень высокий худощавый мальчик.
— Дедушка!
— Стивен! — повернулся старик. — Что, уже пора?
Ханс Ласки спрятал камеру и положил руку на плечо мальчика.
— Это мой внук Стивен, — сказал он и вернулся за камерой. — Я почти готов, дай мне еще одну минуточку.
Ласки упорно отщелкивал кадр за кадром. При первой же удобной возможности Карелии внимательно посмотрела на Стивена. Казалось, ему лет четырнадцать. Яркий румянец горел на его бледных щеках, а мягкие кудрявые волосы были хорошо уложены. Каролин почувствовала, как ее бросило в жар.