Карпатские орлы
Шрифт:
Вот по склону горы карабкается бронебойщик со своим 16-килограммовым ПТР. Вижу, кто-то к нему подошел, снял плащ-накидку и сказал:
— Давай помогу.
Боец в ответ невнятно буркнул, а потом взорвался:
— Кто придумал такой марш, ни дна бы ему, ни покрышки…
— Не горячись, — вновь начал тот, в плащ-накидке, — давай ружье да отдышись. Ты хочешь победы? Знаю, хочешь. А у победы соленый вкус… Ты когда-нибудь пробовал на язык пот и кровь?
Говорящий откинул плащ-накидку с головы, взял противотанковое ружье на плечо, и мы узнали капитана Одякова.
«Да, у победы соленый вкус», — повторил я про себя.
Начинался
— Василий Максимович, я поехал. С собой беру командиров батальонов, будем принимать участок обороны, — обратился ко мне командир полка. — За меня остается Берлезев. Посмотри, пожалуйста, за тем, чтобы Агеев хорошо покормил людей.
Вскоре Шульга и комбаты скрылись в вихре мокрого снега.
Во второй половине дня 2 ноября полк переместился с высоты 807 на высоту 226 севернее Стакчина. Роты занимали районы обороны. Ночью люди не смыкали глаз: ставили на огневые позиции орудия, углубляли окопы, совершенствовали траншеи, блиндажи.
Прошло не одно десятилетие после войны, а из моей памяти не уходят картины трудного горного марша в Карпатах. А ведь он был не один, этот марш. Помню, я лежал под дождем и мокрым снегом на привале. Меня знобило. И я думал… О чем? О крестьянской избе, о простой избе с крышей, с печкой, от которой идет тепло, с сухими полатями. Думал как о великом творении рук человека. Война лишила нас и крыши. Ну что же, все это объяснимо…
Листаю фронтовые записи и нахожу следующее место: «За этот ночной марш надо каждого наградить по меньшей мере медалью «За отвагу» — ошибки не будет». Подтверждаю это и сейчас. Это была действительно отвага, сложное испытание моральных и физических сил бойцов и командиров. Люди успешно выполнили задачу, показав себя сильными, выносливыми, смелыми. Когда над горами и лесами Стакчина забрезжил рассвет, полк уже держал оборону.
В период затишья на нашем участке фронта пришлось много потрудиться полковым разведчикам: ожидалось, что вот-вот немцы начнут отступать, на этот раз на линию, прикрывающую Прешов и Кошицу. Нельзя было допустить, чтобы враг ушел безнаказанно, чтобы он сумел оторваться от нас. Разведрота вела наблюдение на переднем крае, разведчики ходили в тыл врага добывать «языков». Но захватить пленных не удавалось, и начальник штаба полка гвардии майор А. В. Берлезев, очень спокойный, выдержанный человек, стал нервничать…
Зачастили в роту Поштарук, Хорошавин — с коммунистами, комсомольцами так и этак обсуждался все тот же вопрос: «Нужен «язык».
И вот удача пришла. Лучшим разведчиком в роте в то время считался гвардии сержант Ф. Ф. Бородкин. Его и послали в тыл врага вместе с бойцами X. Бикмурадовым, И. Муразимовым, Н. Куркиным. Была поставлена задача — разведать артиллерийские позиции, а на обратном пути захватить «языка».
В пургу разведчики пробрались в тыл противника и в течение суток наблюдали, записывали, наносили на карту артиллерийские позиции. Решив переходить передний край к утру, Бородкин дал отдохнуть выбившимся из сил бойцам. «Языка» попробуем захватить на линии связи или вот на той тропе, идущей из села к окопам на переднем
Бойцы спали в густом кустарнике, накрывшись плащ-палатками. Бородкин остался на карауле. «Спать хотелось — ну, думал, не совладаю… — рассказывал потом Бородкин. — Но вдруг сон пропал, как только вспомнились дом, семья. Как-то они там, в Михайловке, под Сталинградом? Как моя Мария Григорьевна справляется с ребятишками? Десять лет мы с ней только и пожили, а удастся ли еще свидеться?.. Да и не десять лет, а меньше — на войну надо три года сбросить, как ушел в сорок первом на фронт, так и не был дома…»
Бородкин почувствовал холод, посмотрел на часы. Пора. Он разбудил бойцов. Вышли на кабельно-телефонную линию. Здесь их постигла неудача: два немецких солдата-связиста, переговариваясь, прошли стороной, по открытой поляне. Там в это время стоял тягач, три гитлеровца его ремонтировали. «Не будем терять время — найдем «языка» на тропе, идущей к окопам», — решил Бородкин.
«Языка» они схватили удачно: шли с переднего края обороны в деревню два немца, за ними — бричка, в которой были какие-то ящики. Но вот один из немцев отстал, свернул в сторону, а второй сел в бричку. Когда утих скрип колес, Бородкин оглушил гитлеровца и сразу же засунул ему в рот кляп.
По лесистому оврагу разведчикам удалось выйти к своим. Было это уже на рассвете.
Через сутки из разведотделения дивизии мы получили информацию: «языком» оказался фельдфебель Вейс. Его показания подтвердили ранее полученные данные о том, что противник не собирается оставлять своих позиций без боя. Несколько дней назад, проезжая в 8 километрах восточнее города Гуменне, Вейс видел, что силами гражданского населения проводятся оборонительные работы. Вдоль дороги устанавливаются проволочные заграждения, углубляют противотанковый ров. На дороге Гуменне — Каменица оборонительные работы ведут три инженерных батальона. Пленный сообщил, что он видел, как на запад проходили колонны автомашин и железнодорожный состав с оружием и имуществом пехотной дивизии. Можно предполагать, что противник часть своих сил уже перебрасывает на новый оборонительный рубеж на кошицком направлении.
Фельдфебель сообщил некоторые данные о численности, вооружении подразделений и настроении немецких солдат. Боевая группа — двухбатальонного состава. Во 2-м батальоне две роты, а 5-я и 6-я роты недавно объединены в одну. В ротах по три взвода. Во взводе по три отделения. В 7-й роте 75–80 человек, главным образом судетские немцы и эльзасцы. В обозе роты один русский. На вооружении этой роты станковый пулемет, 6 ручных пулеметов, 5 автоматов, 2 фаустпатрона.
Пленный заявил, что зимнего обмундирования немецкие солдаты еще не получали. Белья им не меняли шесть недель, завшивели. В окопах вода. Участились случаи простуды. Недостает медикаментов… Война многим надоела. Солдаты между собой ругают свое верховное командование…
Позже в разведотделении штаба дивизии я ознакомился с двумя письмами фельдфебеля Вейса, которые он не успел отправить жене. Вот выдержки из этих писем:
«3.11.44 г. Моя крошечка!
Вчера принесли мне твое письмо, которому я очень обрадовался. Мне принесли также пакет с сигаретами. Большое спасибо, но я прошу тебя не присылать мне больше сигарет, так как мне мало приходится курить, повсюду сыро, тяжело. К тому же мы получаем здесь ежедневно только по 9 штук сигарет, и мне приходится раздавать твои сигареты солдатам…