Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
— А ты, Бланш? — спросила матушка, посмеиваясь. — Ты чего ждешь? Сейчас разберут самых молодых и красивых!
Ей хорошо было смеяться — возраст и положение вдовы избавляли ее от выбора кавалера.
— Милорд очень выделяет ваших милых дочерей, дорогая Леонидия, — произнесла леди Медоус, подобравшаяся к нам с ловкостью кошки. — Констанцу он назвал первой красавицей Ренна, а с Бланш так долго разговаривал…
— Зато Анне не досталось ни слова, ни улыбки, — ответила матушка кротко. — Он всего лишь выполняет роль радушного хозяина,
— Я всего лишь о том… — обиженно начала леди Медоус, но не договорила. — Смотрите, милорда графа приглашает Алария! Я слышала, она недовольна, что милорд отдал звание первой красавицы Констанце…
— Ну что вы, — добродушно возразила матушка, — не поверю, что такая милая девушка станет обижать мою Констанцу!
Но судьба Констанцы в это мгновение меня совсем не волновала, потому что я повернулась, как флюгер, в сторону, где стоял граф. Алария и правда присела перед ним в изящном поклоне, приглашая танцевать, и приглашение было принято. Де Конмор подал девушке левую руку, и они прошли на середину зала.
Вопреки здравому смыслу я ощутила разочарование. Но осмелилась бы я пригласить графа? Это вряд ли.
Алария была чудо, как хороша. Не так красива, как Констанца, но одета гораздо богаче и пышнее. Если мо я старшая сестра была нежным цветком, пугливой ланью, то Алария действовала без робости и без смущения. В ней были лишь отточенное изящество и чувство собственного превосходства. Вот она склонила голову к плечу, что-то рассказывает графу, кокетливо опуская ресницы. Он молчит, но слушает с улыбкой.
Коротко вздохнув, я отговорилась головокружением и сбежала в дамскую комнату, где просидела до самого последнего танца. Тут матушка вытащила меня в зал почти насильно:
— С чего это ты изображаешь затворницу, Бланш?! Уверена, что с десяток молодых людей почтут за счастье потанцевать с тобой!
Вопреки матушкиным надеждам, никто не пригласил меня, зато для сестер нашлись кавалеры. Я следила за Анной и Констанцой со смешанным чувством радости и сожаления. Они и в самом деле были самыми красивыми, и Констанца не зря была объявлена королевой бала.
Она уже пришла в себя и весело кружилась, держась за руки с молодым человеком, который не сводил с нее восхищенных глаз.
А мои глаза высматривали в толпе танцующих не только сестер. Но графа не было видно. Хозяин праздника просто исчез. «Я не смогу с вами попрощаться…» — он уже знал, что не станет провожать гостей. Впрочем, Аларии тоже нигде не было видно.
Лорд и леди Чендлей выступили вперед, благодаря всех, почтивших визитом. Вот бал и закончился.
17
— Почти все гости разъехались, господин Ален, — сказал Пеле, подавая графу де Конмору бокал с нагретым пуншем. — Осталось несколько по углам, но мы их сейчас выловим и отправим домой. Праздник удался!
— Удался, несомненно, — пробормотал
Запах корицы настойчиво напомнил ему одного из гостей. Вернее не гостя, а гостью. Он поставил бокал на стол, сделав это с излишней поспешностью.
Потом передумал и снова взял, вдыхая аромат пряностей.
— Смотрю, вы определились с выбором будущей жены, — сказал Пепе словно бы между делом. На правах доверенного слуги он мог позволить себе подобную фамильярность с хозяином.
— Определился.
Пепе подождал, не услышит ли еще чего, но так как его хозяин молчал, заговорил снова:
— Если мне позволено будет говорить…
— Как будто можно запретить тебе это, — усмехнулся Ален.
— Если прикажете — я тут же замолчу, — торжественно поклялся Пепе. Но так как приказа молчать не последовало, он продолжал: — Она, конечно, красавица, каких поискать, но как по мне, так совсем вам не подходит.
— С каких это пор ты стал разбираться в благородных дамах?
— Как будто они чем-то отличаются от неблагородных, — ответил слуга, обиженный, что в его оценке усомнились. — Так же сплетничают, так же пищат! Они называют вас Синей Бородой, глупые кукушки! Все одинаковы!
— Некоторые отличаются, — сказал Алан.
— Будто!
— Иди-ка проверь, все ли гости ушли, — велел ему граф.
— Так и скажите, что решили от меня избавиться, — удалился слуга с ворчанием.
Оставшись один, Ален выпил еще пунша. Красное вино горячило кровь, и боль на время притуплялась. Впрочем, он позабыл о боли еще на балу, едва увидел ее. Какая необыкновенная встреча…
Дверь еле слышно скрипнула, и граф поднял бокал:
— Раз вернулся, Пепе, налей еще. Хорошее вино, мне нравится.
— Вашего слуги здесь нет, — раздался нежный женский голос. — Если вам будет угодно, милорд, позвольте я налью вам вина.
18
Ален повернулся к двери, не вставая с кресла. На расстоянии вытянутой руки стояла женщина, закутанная в черную бархатную накидку. Капюшон открывал ее лицо до половины, показывая нежный овал лица и розовые губы — сейчас приоткрытые от взволнованного ожидания. Накидка на груди немного разошлась, и видна была лилейно-белая рука с тонкими пальцами.
— Мне угодно, — разрешил Ален, протягивая бокал гостье. — Наливайте, леди Алария. Женщина помедлила, а потом рассмеялась и сбросила капюшон.
— Вы узнали меня, — сказала Алария. — Это хороший знак, милорд.
— Хороший? Чем же? — спросил граф очень спокойно.
— Чем? — леди Алария непринужденно прошлась по комнате, забирая кувшин. Походка ее была легкой, движения — грациозными, словно она танцевала по комнате, а не подносила напитки. — Если вы меня узнали, то значит запомнили. Если запомнили, то я чем-то вам приглянулась. А если я вам приглянулась… — она замолчала, наливая вино.