Карт бланш во второй жизни

Мор Ника

«— Что вы собираетесь делать?

— Я собираюсь просыпаться каждое утро, дышать воздухом в течение всего дня, пройдёт какое-то время и я перестану напоминать себе, что нужно просыпаться каждое утро и дышать. И в один из своих серых дней я уже не вспомню, что у меня была другая жизнь.» * (* «Не спящие в Сиэтле»).

Прошу тебя, Пьер, береги себя. Ради меня, береги.

У

меня все хорошо. Мне помогают с занятиями. Конечно, с физической подготовкой так же, но я не унываю.

Буду ждать от тебя ответное письмо.

Твоя Филя.»

В коридоре послышался шум. В комнату вошел ректор с лекарем. Тот осмотрел меня не прикасаясь. Потом нахмурил брови, снял с кровати одеяло, закутал меня в него, взял на руки и вынес в коридор. Ректор вышел следом.

– Куда вы несете адептку?

– В лечебный корпус. У нее есть еще несколько внутренних травм. Неделю она проведет у нас. Как вы могли допустить такое? Как вы могли допустить такое относительно девушки? – лекарь пылал негодованием, у ректора скрипели зубы от обвинений. А что он мог сказать в свое оправдание? Ничего! Это же с его молчаливого согласия все происходило.

Устроившись в палате, первым делом написала письмо и попросила его отправить.

Следующие два дня меня отпаивали зельями, натирали мазями. В палату приносили много передач. От цветов и конфет, до платьев и драгоценностей. Я не притронулась ни к одной вещи. К окончанию второго дня попросила вернуть все владельцам. На третий день пришел Самуэль, чтобы заниматься со мной. Я так понимаю, пробивался он ко мне с боем. Только этот факт помог мне смириться с его пребыванием рядом.

Он ни о чем не спрашивал, но его бесконечные взгляды полные сочувствия добивали меня. Пока я их не вижу – держусь, как только поймаю – меня накрывает истерика. Устав от эмоциональных качелей, сказала, что он либо отправляет свое сочувствие в пеший эротический поход, либо отправляется туда сам. Мужчина немного подумал и сказал, что все понял. Слава богам, он меня, действительно, услышал.

Ежедневно приходил ректор и пытался со мной говорить. Единственная фраза, которой я отвечала на все его монологи: - Верните меня домой. – Только один раз дополнила ее, сказав, что не расскажу ни о чем, что здесь увидела, услышала, или о том, что со мной произошло.

Ректор злился от собственного бессилия, но откровенно на меня пока не давил.

В лечебной корпусе я провела уже пять дней. Через два дня меня отпустят. А решения ректора о моей дальнейшей судьбе так и не было. Ночью я проснулась от ощущения чужого присутствия. Меня периодически заходили проверить, и я не испугалась.

Открыла глаза, на фоне окна был виден мужской силуэт.

– Прости. Не хотел тебя разбудить. – в палате находился куратор.

Я молчала, разглядывая мужчину. Выглядел он уставшим, с синяками под глазами, щетиной. Взгляд потух, нет того ощущения властности. Как будто из него по капельке уходит жизнь. Неужели это из-за меня?

– Вы плохо выглядите.

Гарон подошел

и сел на кровать. Взял мою руку в свою и поднес к губам.

– Удивительно. Я думал, ты прогонишь меня. Не захочешь ни видеть, ни слышать меня. Я очень виноват перед тобой. Я чуть не убил тебя. – он поднял на меня глаза, в которых стояли слезы.

Как это неправильно, неверно. Этот гордый, сильный мужчина плачет, из жалости ко мне?

– Почему ты плачешь? Тебе жаль меня?

– Да. Мне жаль тебя, я презираю и ненавижу себя. Я готов спуститься в ад, чтобы загладить свою вину. Я готов стать твоим рабом до конца своих дней. Мою вину невозможно измерить и невозможно искупить. Прости меня, если сможешь.

– Я хочу уехать.

Мужчина скорбно покачал головой. Сжал мою ладонь.

– Я знаю. Знаю. Это из-за меня. Я тоже уйду, вслед за тобой. Меня нельзя оставлять здесь, я не достоин такого доверия.

– Да что за бред ты несешь? Я не собираюсь тебя оправдывать, но и самобичевание до стадии самоуничтожения тоже не приветствую. Или ты думаешь, что мне легко будет жить, зная, что я разрушила твою жизнь? Не надо только из меня редиску делать!

– Кого?

– Редиску. Нехорошего человека.

– Тогда ты остаешься? – вот ведь паразит. Рот не успела открыть, а он уже всю ситуацию в свою пользу повернул. Но видно, что мучался искренне. Вон, на морде лица все написано.

– Я подумаю. Назначу испытательный срок на один месяц. Если все будет хорошо, останусь до конца года. Если нет – развела в сторону руки и пожала плечами – шанс я честно давала.

– Согласен, по рукам? – и уже тянет мне своего краба. Ой жук! Пожала руку в ответ.

– Что-то хочешь сейчас?

– Гарон ты пересмотрел объем моей физической подготовки?

– Конечно, съездил в твою академию, взял всю информацию по текущим нормативам, опросил людей и наложил уменьшающий коэффициент с учетом твоей половой принадлежности. На сегодня уже стоят новую полосу препятствий лично для тебя. – у меня отвисла челюсть. То есть, он был заранее уверен, что я останусь? Феерическая самоуверенность.

– Еще что-то?

– "А привези мне, тятенька, из заморских стран цветочек аленький" * (* «Аленький цветочек»).

– Так привезу, отчего не привезти.

Нет, ну я так не могу. Как??? Как у него это получается? Я пять дней держала оборону и за 20 минут капитулировала при появлении этого великого махинатора. Тьфу на него!

– Все, тогда побежал! Ректора обрадую, полосу проверю, новый учебный план для тебя составлю. – он наклонился и чмокнул меня в лоб. Потом развернулся и унесся.

Утром прибежал радостный ректор. Рассказывал про перспективы, про планы. На третьей минуте выступления потеряла мысль, поэтому просто в воображении дорисовывала ему маленький броневик и картавость. Прямо ностальжи, я и Ленин.

Через пару дней меня выписали. У дверей в палату топтался куратор с огромным букетом ярко красных цветов.

– Что это?

– Ты же сама просила аленький цветочек из заморских стран.

– Я просила цветочек, а не клумбу.

– Я на дорогих мне людях не экономлю.