Карт бланш во второй жизни
Шрифт:
– Пьер, что-то случилось? Что-то с дядей? Почему ты молчишь?
– С дядей все хорошо. Мне пора.
– он встал и направился к выходу.
Я лихорадочно вцепилась в него. Понимая, что сейчас, в эту минуту, безвозвратно теряю близкого и родного человека. Что незримо выстраивается стена, которую невозможно будет разбить, разрушить, даже если биться в кровь. И, с другой стороны преграды, будут глухи и слепы к твоим просьбам и мольбам. Именно сейчас, я умирала для Пьера.
– Нет, не уходи. Пожалуйста. Я не отпущу, тебе придется
Пьер остановился раздумывая.
– Пожалуйста, позволь мне эту малость, поговори.
На глаза навернулись слезы и потекли крупными каплями по лицу. Сердце разрывалось на кусочки. Я понимала, понимала, что это эгоизм. Мне страшно. Страшно остаться одной в этом незнакомом мире. Страшно понять, что ты одна. Что тебе не для кого жить, не о ком вспоминать, переживать, заботиться. Что если сейчас он уйдет, из моей души вырвут кусок, и она будет кровоточить страшной раной, которая, даже если затянется, будет ныть и саднить снова и снова.
Я подошла сзади и обняла мужчину, плача в его спину. Понимаю, что что-то сделала не так, обидела его. Но разве нужно за это так жестоко наказывать?
– Я переживал. Ты не писала. – произнес он тихо.
– Прости. Я виновата. – прошептала в спину.
Мы постояли так некоторое время, снова привыкая друг к другу и, наверное, принимали решения, свыкались с ними.
Пьер развернулся ко мне, взял лицо в свои ладони, вытер пальцами слезы.
– Не плачь.
– Я испугалась.
– Чего?
– Что ты уйдешь, что я останусь одна. Что буду не нужна тебе.
– Я не уйду. Если сама этого не захочешь. Но мне кажется, ты уже все решила. Не хочу, чтобы ты жалела меня. Чтобы видела меня таким. Слабым, жалким.
– О чем ты? – я смотрела в родные глаза, не понимая, о чем он говорит.
– Ты живешь с драконом. Я знаю, что он наследник правителя. Я не осуждаю и не упрекаю тебя. Если так лучше – будь счастлива.
– Дурачок. Какой же ты дурачок! Мы просто друзья. Мориса мной наказали. Он вынужден меня подтягивать по знаниям и по физической подготовке. Ему регулярно достается за мои проделки. Да он бы с удовольствием отказался от меня, просто ему никто не разрешит. И еще! Я же знакома и с правителем, и с наследником престола, поверь, меня в своей семье они хотели бы видеть в последнюю очередь.
– Не может быть. Такую милую, красивую, умную девушку и не хотят видеть? – Пьер улыбнулся и заправил выбившиеся волосы мне за ухо.
– Не хотят. – счастливо ответила я и спрятала лицо на его груди, улыбаясь и прислушиваясь к стуку сердца.
– Мне плохо без тебя. Я не смогу провести оставшееся время вдали. Хочу хоть иногда смотреть в твои глаза, ощущать тепло рук, вдыхать твой запах.
Я подняла глаза.
– Но я не знаю, как это сделать.
– Если ты не против, я попрошу ректора нашей академии обратиться с требованием раз в месяц отпускать тебя домой
– Хорошо. – ответила, улыбнулась и невесомо поцеловала Пьера в губы.
Мужчина замер, потом положил одну руку мне на затылок, второй крепче прижал к себе и нежно поцеловал.
Сколько мы целовались – не знаю, время летело незаметно.
– Мне пора, звезда моя. – сказал Пьер, проводя рукой по щеке. – Помни, что ты дорога мне. Не буду говорить, что люблю. Не хочу связывать тебе руки. Я буду ждать, когда твои чувства проснутся.
– Но я… - Пьер поцеловал меня, прижал к себе, положив подбородок мне на голову.
– Не торопись, звезда моя. Не загоняй себя в силки. У нас все будет, обязательно будет. Только не торопись.
Через час Пьер уехал. За окном стемнело. Желания идти куда-то не было. Достала пирожки, которые захватила с собой из поселения, баночку варенья и чай. Покушала, приняла ванну и стала готовиться ко сну.
За час до сна пришел Морис. Впервые видела его таким злым. При взгляде на него хотелось забиться в угол и не отсвечивать. Не завидую тому, кто довел его до этого состояния.
– Эммм… Морис, я могу тебе чем-то помочь? – аккуратно спросила.
Дракон взглянул на меня из-под бровей и не ответил. Я вздрогнула. Ну, поняла, «Молчу, молчу, не то по шее получу…»(1). Мужчина взял полотенце, прошел в ванну и шарахнул дверью об косяк. С потолка посыпалась штукатурка. Меланхолично осмотрела масштаб разрушений. Хоть не трещина в стене, и то хорошо. Устав от эмоциональных качелей в течении дня, завернулась в одеяло и уснула.
Утром начались занятия. Морис так и продолжал играть в партизана на допросе. Решила после занятий пойти к ректору и уточнить, чем он так расстроил моего компаньона.
Дойдя до кабинета ректора постучалась и, получив разрешение, вошла в кабинет.
Переступив порог кабинета, замерла. Вся мебель, кроме стола в центре была разбита и раскурочена. На стенах виднелись подпалины. Люстра наклонилась и опасно раскачивалась над полом слегка поскрипывая. Потерла глаза. Картина не изменилась. Вышла за дверь, проверила, туда ли зашла. Туда. Это кто ж такой бессмертный? Или сам ректор пар спускал? Вернулась. Ректор сидел за столом и наблюдал за моими метаниями. Хотелось сказать: «А у Вас ус отклеился!» (2), поскольку мужчина, похоже не заметил, что в его, отдельно взятом кабинете, случился Армагеддон.
– Смотрю у вас ремонт… прямо огонь… в буквальном смысле…
– Давай, давай, упражняйся в остроумии. Смейся.
– Я не смеюсь. Я же не знаю. Может это фишечка ваша.
– Кто моя?
– Фишечка.
– Кто?
– Не важно, я по другому вопросу.
– Спрашивай. – ответил ректор и устало откинулся на спинку стула.
– Я вот что хотела узнать. Вчера Морис пришел сам не свой. Со мной не разговаривает. Что случилось?
– То есть, сама ты не догадываешься?
– А должна?