Карта и территория (La carte et le territoire)
Шрифт:
– Вы любите колбасу? – спросил писатель.
– Да. Скажем, ничего не имею против.
– Пойду сварю кофе.
Он живо поднялся и минут через десять вернулся с двумя чашками и итальянским кофейником.
– Только у меня нет ни молока, ни сахара.
– Не страшно, я пью черный.
Кофе оказался вкусным. Молчание затягивалось, прошло уже минуты две-три.
– Я лично обожаю колбасу, – сознался наконец Уэльбек, – но намерен с ней завязать. Понимаете, я не думаю, что человеку дозволено убивать свиней. Я вам уже обругал баранов и не отступлюсь от своих слов. Даже корову – ив этом пункте я не согласен с моим другом Бенуа Дютертром*, – мне кажется,
* Бенуа Дютертр (род. 1960) – французский романист, эссеист, музыкальный критик.
Не дожидаясь ответа, он погрузился в изучение первого портфолио. Быстро просмотрев снимки болтов и гаек, он задержался на время, показавшееся Джеду бесконечным, на изображении дорожных карт, иногда подолгу застревая на какой-нибудь странице. Джед украдкой взглянул на часы: с момента его прихода прошел час с чем-то. Тишина казалась оглушительной, потом издалека донеслось замогильное гудение холодильника.
– Это мои старые работы, – решил вмешаться Джед. – Я привез их, чтобы вы получили представление о том, чем я занимаюсь. А на выставке… будут только произведения из второй папки.
Уэльбек поднял на него невидящий взгляд, похоже, он забыл, что Джед делает у него дома и по какому поводу приехал; однако он послушно открыл вторую папку. Еще через полчаса он резким жестом захлопнул ее и закурил. Тут Джед понял, что, рассматривая фотографии, Уэльбек даже не притронулся к сигаретам.
– Я согласен – сказал он. – Но знаете, я никогда ничего подобного не писал, хотя догадывался, что рано или поздно это со мной случится. Многие авторы, обратите внимание, писали о художниках, во все времена, кстати. Любопытно. Глядя сейчас на ваши работы, я недоумевал, почему вы бросили фотографию. Почему вернулись к живописи?
Джед надолго задумался, прежде чем ответить. – Я не уверен, что знаю почему, – признался он. – Но проблема пластических искусств, мне кажется, – продолжил он неуверенно, – в изобилии сюжетов. Например, я вполне могу считать ваш радиатор достойным объектом для картины. (Уэльбек живо обернулся, бросив на радиатор подозрительный взгляд, словно тот должен был зафыркать от радости при мысли, что его увековечат в масле, но ничего подобного не произошло.) И еще неизвестно, сможете ли вы что-то сделать с радиатором в литературном плане, – настаивал на своем Джед. – Вот Роб-Грийе просто описал бы его… Но мне лично это неинтересно.
Он безнадежно увяз, сознавая собственное смущение и неуклюжесть, откуда ему знать, любит ли Уэльбек Роб-Грийе или нет, но главное, он вдруг сам с тревогой спросил себя, с чего это, на самом деле, он свернул в живопись, которая даже теперь, спустя несколько лет, ставила перед ним неразрешимые технические задачи, в то время как он прекрасно владел принципами фотографии и съемочной аппаратурой.
– К черту Роб-Грийе, – сказал, как отрезал, его собеседник, и у Джеда отлегло от сердца. – Хотя с радиатором можно было бы что-нибудь придумать… Например, мне кажется, я читал в интернете, что ваш отец – архитектор…
– Да, это правда; на одной из моих картин он изображен в тот день, когда оставил пост главы компании.
– Люди редко приобретают
Теперь он говорил быстро, куря одну сигарету за другой, словно хотел успокоиться и замедлить работу мозга. У Джеда мелькнула мысль, что, учитывая направление деятельности компании, отец скорее закупил бы массовую партию кондиционеров; так он и поступил, наверное.
– Наши радиаторы изготовлены из чугуна, – оживленно продолжал Уэльбек, – причем из серого чугуна с повышенным содержанием углерода, будьте уверены, а его вредность неоднократно подчеркивалась в экспертных заключениях. Можно считать скандальным тот факт, что сравнительно новый дом оборудован купленными по дешевке, устаревшими радиаторами, и если произойдет несчастный случай, например радиатор возьмет и взорвется, я спокойно могу подать в суд на строителей. Полагаю, что при таком раскладе отвечать придется вашему отцу?
– Да, похоже на то.
– Вот вам и потрясающий, чертовски завлекательный сюжет, подлинная человеческая драма] – возбудился автор «Платформы». – В чугуне угадывается, понимаете ли, легкий привкус девятнадцатого века – рабочая аристократия у доменных печей и прочие предания старины, – но, как ни крути, чугун все еще производят, ну не во Франции, конечно, скорее в какой-нибудь Польше или Малайзии. Так что сегодня ничто не мешает нам описать в романе трудный путь железной руды, получение кокса, восстановительную плавку, литье и, наконец, реализацию, познакомив читателя, таким образом, с генеалогией радиатора на первой же странице.
– В любом случае, мне кажется, вам понадобятся персонажи…
– Да, правда. Даже если я пишу о промышленных процессах, без персонажей мне не обойтись.
– В этом, я думаю, и состоит принципиальная разница. Пока я ограничивался воспроизведением предметов, мне вполне хватало фотографии. Но, избрав в качестве объекта человека, я почувствовал, что пора вернуться к живописи; я вряд ли смогу объяснить вам почему. И кстати, я совершенно охладел к натюрмортам; с тех пор как изобрели фотографию, мне кажется, они потеряли всякий смысл. Впрочем, это моя личная точка зрения… – заключил Джед извиняющимся тоном.
Вечерело. В окне, выходящем на южную сторону, виднелись луга, спускающиеся к устью Шеннон; вдалеке над рекой висела легкая дымка, лениво преломляя лучи заходящего солнца.
– Вот этот пейзаж, например…- не сдавался Джед. – Да, я прекрасно знаю о существовании замечательных импрессионистических акварелей девятнадцатого века; и все-таки если бы мне понадобилось изобразить такой пейзаж сегодня, я бы его сфотографировал. Но появись в этих декорациях человек, да хоть какой-никакой крестьянин, латающий вдалеке свой плетень, меня бы потянуло к живописи. Понимаю, звучит нелепо; существует мнение, что сюжет вообще не играет роли, и смешно было бы выбирать способ изображения в зависимости от изображаемого объекта, тогда как имеет значение лишь то, каким образом на картине или фотографии сочетаются фигуры, линии и тоновые нюансы.