Карта мира (сборник)
Шрифт:
Беньямин фон Штукрад-Барре глянул на потолок и потом закрыл глаза.
Моя спутница, у которой гораздо меньше терпения в общении с немецкими бюрократами, чем у меня, уже некоторое время назад покинула круг беседующих. Она сидела в небольшом кафе на противоположной стороне улицы, ждала нас и читала книгу об Эзре Паунде [139] .
Следуя внезапной интуиции, я упомянул Welt am Sonntag [140] , ту уважаемую газету, в которой мне удается хотя бы нерегулярно публиковать сообщения о Юго-Восточной Азии. Надо бы это проверить, объяснили нам. В конце концов, нельзя ведь знать наперед, какое будет содержание статьи.
139
Эзра
140
«Мир в воскресенье» (нем.)— воскресное приложение к газете Welt.
Дорогой читатель, в этом месте вы, вероятно, немного удивляетесь. Какое содержание? Мы тоже удивились. Ведь моя Welt am Sonntag — не какой-то леворадикальный провокационный листок, говорите вы себе, когда пьете утренний воскресный чай, читаете, а потом смотрите в окно.
Намазывая апельсиновым джемом второй кусок тоста, вы охотно бы прочитали, как же складываются дела, когда молодые тайцы изучают немецкий язык — язык совсем не простой, — чего они от этого ожидают: какого они мнения о Германии, хотят ли они вообще однажды приехать — может быть, как туристы, — потратить деньги, посмотреть Гейдельберг, посетить «Октоберфест» [141] или увидеть новое, созданное по проекту Нормана Форстера, здание рейхстага. Я с удовольствием написал бы для вас об этом.
141
Oktoberfest — традиционные октябрьские народные гуляния в Германии с пивным фестивалем.
Содержание статьи, дорогой читатель, — будьте, пожалуйста, уверены — было бы очень лестным для Гете-института в Бангкоке, не действуй заведующие немецкой культурой в одной из крупнейших метрополий мира, в городе, где как-никак живет несколько тысяч немцев, так, словно они — главное отделение ЦРУ в Ленгли, штат Вирджиния. Они, как охотно выражается мой мускулистый друг Франц Йозеф Вагнер [142] , — лорды — хранители печати.
Кстати о лордах — хранителях печати: на этой неделе меня навестил Вальтер Майер [143] , лорд — хранитель печати Франца Йозефа Вагнера. Он живет на той стороне, в Oriental Hotel, который, между прочим, должен быть хорошо знаком внимательным читателям этих историй. Моя спутница и я немного покажем Вальтеру Майеру город, пару раз отведаем приправленного острыми пряностями супа, осмотрим храмы, попьем зеленого чая, как обычно водится. Гете-институт мы ему показывать не станем.
142
Франц Йозеф Вагнер (р. 1943), немецкий журналист. Работал в издательстве Акселя Шпрингера военным корреспондентом, был биографом известных личностей, таких как Франц Беккенбауэр и Удо Юргенс, сооснователем и редактором нескольких журналов. Он также автор нескольких романов. Благодаря своему стилю получил кличку Уличный Гете.
143
Вальтер Майер (р. 1957), австрийский лыжник на длинные дистанции и тренер национальной команды.
С моей мамой в восточноазиатском экспрессе
Бангкок — Сингапур.1999
Здесь, в Бангкоке, случаются дни, когда в воздухе висят чад, и смог, и выхлопные газы — как огромное нойенбургское сырное фондю [144] . Снаружи жара в сорок три градуса, и все в городе стонут, садятся перед своими открытыми холодильниками и ложками едят манговое мороженое. Звонит телефон, но трубку, к сожалению, поднять невозможно, потому что телефон, естественно, находится слишком далеко от холодильника. Даже уличные собаки не в состоянии двигаться. Они лежат в тени, жадно хватая пастью воздух, слишком изможденные, чтобы тявкать. В один из таких дней ко мне в гости из Швейцарии пожаловала моя мама.
144
Фондю —
Она привезла с собой цюрихский шоколад Lindt & Spr"ungli [145] , и шоколад, само собой, тотчас расплавился, нам пришлось выбросить его в мусор вместе с привезенным мамой свежим «Шпигелем» [146] . На его обложке была изображена бельгийская статуя писающего мальчика, а номер, который так выглядит, читать нельзя.
Так и получилось, что мы с мамой решили предпринять поездку на поезде — лучше всего чертовски дорогом, с кондиционерами. Моя подруга все равно была сейчас занята съемками длинного документального фильма о неизвестном Молчащем лесе где-то на лаосской границе. Я не захотел с ней туда ехать.
145
Швейцарская кондитерская фирма с давними традициями, производящая преимущественно темный горький шоколад.
146
Spiegel — известный немецкий журнал.
Ночью мне снились прохладные швейцарские циновки, прозрачно-холодные горные озера и глетчеры. Итак, мы с мамой по телефону заказали два билета из Бангкока в Сингапур на поезд Eastern & Oriental Express.
Ярко-зеленый свежевымытый поезд стоял на двенадцатом пути станции Хуалампонг, так называется главный вокзал в Бангкоке. Молодой человек открыл нам дверцу такси, подхватил наш багаж и попросил нас присесть в маленькой будке путевого обходчика. Там мы должны были что-то подписать, а затем нам, вместе с большой группой заметно взволнованных австралийцев, предложили занять свои места.
В поезде было замечательно. Прежде всего — прохладно. При строительстве вагонов использовали много сортов редкой тропической древесины, и наше купе, тесное и создающее ощущение защищенности, тотчас напомнило мне купе спального вагона в автогрузовом поезде из Лерраха в Вестерланд, которым я часто ездил в детстве. Оно даже пахло так же: металлом, неоднократно стиранными простынями и недавно подточенными карандашами.
И потом мы поехали — сперва через бесконечные предместья Бангкока, мимо жилищ, построенных лишь из картонных коробок, мимо пальм, стоячей воды и машущих руками детей. Город кончился, и начался девственный лес.
Все было зеленью, бесконечной зеленью, прорезаемой светом. В этот момент мне быстро кое-что вспомнилось: я вспомнил, как жил какое-то время в Индии, как глупо я проводил время там на пляже, вспомнил месяцы пустого безделья, неосторожно расцарапанные комариные укусы на бедре, которые воспалились и начали гноиться. Становилось все хуже и хуже, так что мне пришлось поехать в больницу и показаться врачу.
Там я показал свое бедро, тронутое тропическим разложением, цвет гноя был не клинически светло-зеленым и белым, а коричневым, и я едва слышно говорил с молодым индийским врачом, который, терпеливо улыбаясь, грязными пальцами перевязывал людей в задней комнате.
Расцарапанный комариный укус превратился в настоящую рану, желтоватую, с черными краями. Выглядело это не слишком привлекательно. За спиной очень молодого врача, перевязывавшего меня, на стене можно было увидеть темно-коричневые и красные брызги.
В общем, достаточно впрыснуть тетрациклин, сказал врач и снова улыбнулся. Азия, сказал он. В Азии воспаляется все. И тетрациклин от всего помогает, сказал он, даже от чумы, от черной смерти.
Это мне вспомнилось, пока моя мама предавалась в нашем купе послеобеденному сну, а поезд въезжал в джунгли. Было так светло.
В разложенных повсюду брошюрах мы прочитали, что при посещении вагона-ресторана требуется соблюдение определенных формальностей. Когда моя мама снова проснулась, мы соответствующим образом оделись, прошли в вагон-ресторан, уселись на вежливо указанные нам места и оглядели других гостей. Все они были австралийцами.
На мужчинах были гипертрофированно большие, но, тем не менее, вполне подходящие к их грубоватым чертам лица пестрые галстуки-бабочки. Женщины были одеты в летние платья с весело-элегантным рисунком. Кожу их покрывал умеренный, красивый загар, волосы на концах выгорели от солнца, и все они выглядели так, как могут выглядеть только австралийцы: совершенно здоровыми.